Джонни и мертвецы. Терри Пратчетт

развернулся и кинулся наутек.

      Холодец догнал его на середине Северного проезда. Вообще-то Холодец, мягко говоря, со спортом не дружил, поэтому скорость, с какой он припустил вдогонку за Джонни, удивила бы многих его знакомых.

      – Ты чего? Что за дела? – пропыхтел он.

      – А ты не видел? – пропыхтел в ответ Джонни.

      – Ничего я не видел!

      – Дверь открылась!

      – Ни фига!

      – Нет, открылась!

      Холодец притормозил.

      – Нет, не открывалась, – пробурчал он. – Эти двери вообще не открываются, я сам смотрел. На них на всех амбарные замки.

      – Чтобы туда не лазили или чтоб оттуда не вылезали? – полюбопытствовал Джонни.

      На лице Холодца промелькнула паника (лицо было не маленькое, так что на самом деле она не столько промелькнула, сколько пробежала по Холодцовой физиономии, и даже это удалось ей не сразу). Потом он опять сорвался с места.

      – Ты это нарочно! – выкрикивал он на бегу. – Не буду якшаться с нечистой силой! Домой пойду!

      Он свернул за угол, на Восточную улицу, и рванул к главным воротам.

      Джонни сбавил скорость.

      Он подумал: амбарные замки.

      Что правда, то правда. Он и сам заметил, давно уже. На всех склепах висели замки – от вандалов.

      И все же… все же…

      Закрывая глаза, он видел Олдермена Томаса Боулера. Не коварного мертвеца из Холодцовых фильмов, а рослого, дородного мужчину в треуголке, в отороченных мехом одеждах и с золотой цепочкой от карманных часов.

      Он перешел с бега на шаг и медленно двинулся обратно.

      На дверях склепа Олдермена висел ржавый замок.

      Зря я подначил Холодца, решил Джонни. Теперь вот в голову лезут всякие дурацкие мысли.

      И все-таки он снова постучал.

      – Да? – отозвался Олдермен Томас Боулер, отворив дверь.

      – Э-э… а… извините…

      – Что тебе?

      – Вы мертвый?

      Олдермен показал глазами на бронзовые буквы над дверью.

      – Видишь, что написано? – спросил он.

      – Ну…

      – Там написано: тысяча девятьсот шестой. Насколько я понимаю, похороны устроили очень приличные. Хотя меня там не было. – Олдермен ненадолго призадумался. – Вернее, я был, но любоваться происходящим не мог. Викарий, по-моему, произнес весьма прочувствованную речь. Так что ты хотел?

      – Я… – Джонни беспомощно огляделся. – Я хотел спросить… Что значит «Pro Bono Publico»?

      – На благо общества, – ответил Олдермен.

      – А-а. Э… спасибо. – Джонни попятился. – Большое спасибо.

      – Это все?

      – Э-э… да.

      Олдермен печально кивнул.

      – Я так и думал, что это какая-нибудь чепуха, – сказал он. – С тысяча девятьсот двадцать третьего года меня никто не навещал. А потом они перепутали имя. Это даже не были родственники. Да что там, это были американцы! О-хо-хо… Засим – прощай.

      Джонни мешкал. Он подумал: теперь я не могу просто повернуться и уйти.

      Если я уйду, я никогда не узнаю, что будет дальше. Я уйду и уже не узнаю, почему так вышло