Холодное время. Фред Варгас

себе. Просто в данный момент они не рисуют рисунки на обочине.

      – Говорят, – продолжал Адамберг, – что доктор показал им чертеж классической гильотины. Потому что на самом деле она уже давно существовала.

      – С шестнадцатого века. Но Гильотен усовершенствовал систему.

      – А раньше что собой представляла гильотина?

      – У нее было округлое лезвие.

      – Вот так, значит. – Адамберг начертил на запотевшем стекле две параллельные линии, соединив их полукругом.

      – Да, так. Либо с прямым лезвием. А Гильотен решил, что косой нож будет рубить гораздо эффективнее и быстрее.

      – Ну, мне не так рассказывали. Мне рассказывали, что король, поднаторевший в механике куда больше, чем в политике, схватил чертеж, изучил его и, недолго думая, перечеркнул округлое лезвие наклонной линией, обозначив таким образом трансформацию устройства. Именно он видоизменил гильотину и усовершенствовал ее. – Адамберг дорисовал на стекле поперечную линию. – Вот так.

      Данглар, в свою очередь опустив стекло, стряхнул наружу пепел. Адамберг отлепил еще один шарик репейника и положил его на приборную панель.

      – Это что еще за история? – спросил Данглар.

      – Именно что история, и я не говорил, что она подлинная. Я сказал, что слышал ее. Людовик Шестнадцатый вроде бы самолично нарисовал безупречный механизм, при помощи которого его позже обезглавили.

      Данглар с недовольным видом выдыхал дым сквозь зубы.

      – И где вы это вычитали?

      – Нигде не вычитал. Помните ученого старика с площади Эдгара Кине? Он мне как-то раз рассказал эту легенду, начертив пальцем то же самое на влажном столике в кафе “Викинг”[1]. Извините, Данглар. – Адамберг включил зажигание. – Нет ничего унизительного в том, чтобы чего-то не знать. Я бы тогда вообще забуксовал.

      – Я не унижен, а ошарашен.

      – И что вы теперь думаете? О знаке?

      – Он не имеет отношения к Революции. В противном случае не было бы намека на короля.

      – На обезглавленного короля, Данглар. Это разные вещи. Можно рассматривать его как знак высшего Террора, высшей кары.

      – Если именно это намеревался изобразить убийца.

      – Должно быть, совпадение. Достаточно поразительное.

      – То есть наш убийца увлекается историей.

      – Вовсе не обязательно. Даже мне этот рисунок знаком. Наверно, у убийцы прекрасная память.

      – Гипермнезия.

      – Как у Виктора, например.

      Адамберг вел машину молча, они уже подъезжали к Парижу.

      – Мы, как выясняется, совсем не одни на свете, – заметил он, обгоняя грузовик. – Одним словом, это некто, кто размышляет о Революции.

      – Несомненно.

      Глава 11

      В противоположность Данглару, Адамбергу не требовался долгий сон. Он открыл глаза в семь часов и, пока его сын Кромс[2] резал хлеб, зарядил кофеварку. Кромс заморачивался не больше отца, и поэтому ломти у него получались толстые и разнокалиберные.

      – Трудная ночь была?

      – Покойник в долине Шеврёз.

1

См. роман Фред Варгас “Уйди скорей и не спеши обратно”. (Здесь и далее – прим. перев.)

2

См. роман Фред Варгас “Заповедное место”.