Живописец теней. Карл-Йоганн Вальгрен

встречена непониманием. Тут же делалась попытка проверить теорию практикой.

      Самолет начал снижаться. На высоте две тысячи метров Иоаким лихорадочно листал газету, лишь бы не глядеть на художественно-страдальческую физиономию Торстена Флинка. Пилот напомнил о себе голосом в репродукторе – что-то там насчет погоды и еще какие-то никому не нужные навигационные подробности. А в четырех рядах впереди Сесилия Хаммар повысила голос, чтобы перекричать информацию о направлении ветра в Бромме, турбулентности и температуре воздуха в аэропорту. Он прятался за мерзкой статейкой про суд в Кнутбю, но небольшая стайка слов все же долетела до его ушей: «…это недалеко от Кнусмюнтагорден… или как он там называется, этот похожий на саванну мыс в Югарне… О, как здорово, я бы с удовольствием попробовала…»

      Стюардесса принесла кофе и черствые миндальные печенья. На этой линии, Висбю – Стокгольм, никакой конкуренции, подумал Иоаким. Скоро начнут подавать заплесневелые сухари с балтийской водой, и все равно пассажирам деваться некуда, будут летать.

      Удерживая газету на высоте глаз, он вступил в короткую борьбу с соседом за минимальное жизненное пространство, необходимое, чтобы поднести чашку ко рту.

      – Превосходно! – услышал он голос Сесилии Хаммар. – Я просто рассчитываю на это! Это будет прекрасный вечер!

      Иоакиму очень хотелось потребовать от нее объяснений, но пока он решил воздержаться.

      Не так давно, в конце марта, она пригласила его к родителям матери в Норрчёпинг на седер[27]. Сесилия Хаммар была еврейка, а поскольку Иоаким во время своих блужданий по «sexxplanet.com» узнал, что этнос может сообщать сексу ни с чем не сравнимую пряность, то предложение он принял.

      Сесилия была безбожница до мозга костей, но большие религиозные праздники соблюдала – древний рефлекс, унаследованный с кровью. Иоаким наслаждался четырехтысячелетней ближневосточной аурой, окружавшей его вполне современную Юдифь, запахом благовоний от ее волос, ее внешностью наложницы вавилонского гарема. Он просто задрожал от восторга, когда она в споре с патриархальным дедом вставила пару слов на идиш. Он с удовольствием поедал восточноевропейские лакомства… К тому же его по-настоящему волновал обязательный ритуал седера с крутыми яйцами, мацой и хреном. Запасная кипа, предусмотрительно захваченная родственником из Умео и нахлобученная ему на голову, едва он успел переступить порог, придавала событию экзотический, даже таинственный характер, что он тоже с благодарностью записал на счет Сесилии. Малопонятные молитвы на иврите почему-то возбудили в нем острое желание, и он набросился на Сесилию, не успели они переступить порог купе, на обратном пути. Даже кипу не снял.

      А сейчас, три месяца спустя, она встала и направилась в туалет в хвосте самолета с такой непринужденностью, словно состояла членом элитного воздушного клуба. Ему страшно хотелось выяснить, в чем дело, и немедленно, в ближайшие две минуты,

27

Седер – в иудаизме: праздничная трапеза в последний день Пасхи.