Теория и практика расставаний. Григорий Каковкин

затухать на одной фразе сразу понравилась, показалось даже эротичной, напоминала исчезающий, затухающий в его инструменте звук. Ему нравилось со времен еще детской музыкальной школы при Дворце пионеров (там он начинал), как многозначительно и нежно гибнет последняя нота в изгибе саксофона.

      Васильев посмотрел на свой побитый, не раз перекрашенный, выгоревший, некогда красный фургончик «форд-торино» и вроде извинился:

      – Мой дом на колесах. Из Германии пригнали – без пробега по России. Рабоче-крестьянская машинка. Неубиваемая. Я на ней – по концертам, всегда что-то везти приходится, еще друзья подкинут инструменты, колонки, аппаратуру всякую.

      – Очень боевая машина!

      – Боевая машина джаз-пехоты, – подхватил Васильев. – Генералы на таких не ездят.

      – Что будем делать? – оборвала Ульянова. – Вы уже придумали?

      – Нет-нет. Стоп. Давай сразу на «ты», тем более мы уже столько по телефону проговорили. Мне вообще как-то непривычно на «вы», никогда в жизни ни в одной конторе не работал: ребята собрались – ребята сыграли. Все. Никаких – «вы»!

      – Хорошо. Ты уже решил, куда мы пойдем?

      – Нет. Обычно ко мне садятся в машину, и мы куда-то едем…

      – …и часто к тебе садятся? – перебила она.

      – Садятся, бывает. Ты хотела, чтобы ко мне уже никто не садился?

      Ульянова улыбнулась.

      Васильев подошел к «мерседесу», не спрашивая, открыл дверцу, как мальчишка, осмотрел салон, отвесил глухие комплименты автомобилю и, захлопывая дверь, спросил:

      – Как поедем? На твоей? На моей? Тут есть один ресторанчик, почти на выезде из города. Может, ты машину бросишь здесь?

      – Лучше я за тобой, – ответила Татьяна.

      – Тут недалеко.

      Васильев, размахивая большими руками, стал объяснять, как проехать, на каком светофоре поворачивать.

      – Едем, – прервала его Татьяна. – Я ничего не понимаю. Ты только не отрывайся далеко – и все.

      Сели по автомобилям. Васильев развернулся, потому что был припаркован на противоположной стороне, и, слегка нажав на гудок, предложил Ульяновой следовать за ним. Он вел машину уверенно, знал этот район хорошо, да и вся Москва была для него легкочитаемым городом. В молодости он привык искать никому не известные улицы – везде, кажется, выступал. Татьяна с трудом успевала перестраиваться из ряда в ряд, не допуская большого отрыва от красного фургона. Как ни старался Васильев избежать пробок, на одном из перекрестков они все же встали. Александр не увидел в боковых зеркалах черного «мерседеса», со страхом потери выскочил из машины и тут же (он стоял сзади через два фургона) увидел машину Ульяновой, подбежал к ней; Татьяна приспустила стекло, и он зачем-то спросил:

      – Нормально?

      – Нормально.

      – Не отстаешь?

      – Ничего. Еду.

      Неожиданно дали зеленый, пробка истерично двинулась, и Васильев побежал обратно.

      Припарковав машины, они вошли в маленький тусклый зал ресторана, прошли по полупустому залу, поднялись по винтовой