Стальной король. Юлия Латынина

к торцу. Пути были оголены и брошены, и разбитые посереди них палатки напоминали городок археологов, раскапывающих остатки древней цивилизации, погибшей вследствие каких-то невиданных катаклизмов. Во всю сторону полотна тянулся лозунг: «Ельцин, мы тебя поставили, мы тебя и снимем!» Чуть подальше густел митинг, и грузный человек поносил в матюгальник правительство.

      Большая часть обитателей палаток на митинге не присутствовала – надоело. Денис спрыгнул на рельсы и подошел к трем мужичкам, старавшимся над буханкой хлеба возле старой, видавшей виды палатки.

      – Привет, ребята, как жизнь? – спросил он, усаживаясь на рельс.

      – А ты кто такой?

      – А я следователь. Из Москвы. Будем тут расследовать, как уголь воруют.

      – А как воруют? – обиженно сказал один из шахтеров, – вон, как ни придешь, всегда какой-нибудь грузовик стоит и грузится. Начальника смены спросишь, куда грузовик, а он с три короба наплетет.

      – Они когда пласт-то мерят, они должны у забоя мерить, – поддакнул другой, – а они на метр отступят и мерят. Там, в глубине-то, пласт породой прижало, он сантиметров на пять уже.

      – Ну и что? – спросил Черяга.

      – А ты сам подумай, пласт девяносто сантиметров, и с этих девяноста сантиметров пять неучтенные. Тут не то что на грузовик, тут на вагон хватит.

      – Вам сколько зарплаты не платили? – спросил Черяга.

      – Мне восемь тысяч должны, – сказал один шахтер.

      – А мне десять. Вон, у нас Ваське ничего не должны. Потому что дурак.

      – Как – ничего не должны? – удивился Черяга.

      – А у нас же магазин есть, – «Слава труду». Тоже шахтоуправлению принадлежит, а в нем в долг можно все забирать.

      – Так хорошо же! – недоуменно сказал Черяга.

      – Ага хорошо! На рынке буханка стоит два рубля, а в «Труде» четыре пятьдесят. Телевизор – вон, точно такой, в магазине стоит за три тысячи, а в «Труде» он шесть. Вон Васька купил телевизор в счет долга, а тот через месяц кончился. Самое дерьмо туда везут, в «Труд», и еще в очереди надо стоять.

      – А кто этим «Трудом» заведует? – заинтересованно справился Черяга.

      – Да все те же директора и заведуют. Во! Сынок Никишина.

      – А что – Никишин до сих пор директор? – уточнил Черяга.

      – А куда он денется?

      – Ворье собачье, – сказал один из шахтеров, – как при советской власти над нами были, так и теперь. Мы для них быдло.

      – Младший Никишин еще в губернаторы баллотировался, – усмехнулся один из шахтеров, – своровал наши деньги и весь город плакатами оклеил – аж три процента получил голосов!

      – Во-во, три процента получил и лет получил тоже три, – добавил кто-то и пояснил, обращаясь к Черяге, – он ведь сидел, сыночек-то – три года.

      – За что?

      – За изнасилование.

      – Они что делают? – добавил третий, – они нам выписывают зарплату, а потом говорят: ах извините, мы вам лишнее насчитали, мы у вас в следующем месяце вычтем. Ну что же! Соглашаешься, вычитают.