Рубикон. Николай Шмагин

себя в порядок, как прозвучала команда сержанта на построение, затем поход строем на ужин, в столовую. Самое благое место для солдата, это столовка и койка после отбоя.

      20.10. Расположившись за столами в отведённом для молодых месте в столовой, курсанты чувствовали себя уже увереннее, и спокойнее смотрели по сторонам, с интересом поглядывая в сторону старослужащих.

      Грядёт присяга, после которой их определят на жительство в общую казарму, вместе со старослужащими. Каково там будет житьё – бытьё?

      Меню на ужин было представлено в виде картофельного пюре, жареной свинины, по два куска белого хлеба с кусочком масла, чай, сахар.

      Молодых уже не надо заставлять быстро есть, как вначале. Поэтому сержант спокойно доедал свой ужин, не глядя по сторонам.

      – Визжатинка – то, своя в нашем полку. Кажуть, свинарник е за складами, возле лесу, – сообщил Приходько, с аппетитом кушая свинину. – Я его за версту чую, приходилось подрабатывать до армии.

      – Ясно, от чего ты вымахал под потолок, – усмехнулся сержант, подмигивая сидящим по соседству курсантам Шмаринову и Путинцеву. Те тоже не страдали отсутствием аппетита, и вообще, были в любимцах у сержанта, хотя он не афишировал этого и не делал исключения для них, скорее наоборот. Для их же пользы.

      Сержант встал, усмешки как не было, уже другой человек. Службист.

      – Взвод, ужин окончен. Выходи строиться…

      В комнате отдыха уютно и тепло, почти как на гражданке. 50 минут личного времени! Но расслабляться и тут не положено. Задача, привести себя в порядок до вечерней поверки. Её проводит старшина, если что не так, наряд вне очереди обеспечен. Надо же кому-то полы драить, толчки в клозете доводить до белизны. Поэтому курсанты не теряли времени даром.

      Кто-то начищал бляху при помощи зубного порошка, другие приводили в порядок форму, Путинцев гладил гимнастёрку утюгом, чтобы нигде не морщило. Он был чистюля и педант.

      Ванька привычно подшивал свежий подворотничок на завтра, грязный простирнуть, высушить и выгладить. Попутно он смотрел, как два бездельника, Цапро и Бузина подошли к настольным играм, желая поиграть. Бузина взял доску с шахматами, но Цапро переубедил его играть в шашки:

      – Чи шо, Петро, умнее всех хочешь быть? Давай лучше в шашки сразимся, в шахматы скучно. Ты як, не возражаешь?

      Петро не возражал, и вот они уже яростно стучат шашками по доске.

      Витя Приходько, кое-как подшив подворотничок, клевал носом, утомился, бедняга. Целый день на ногах, при его-то габаритах. Тяжко.

      «Три года изо дня в день, от подъёма до отбоя, надо будет заниматься боевой и политической подготовкой, занятия, лекции, наряды разные, и всюду строем, а над ними сержанты, как коршуны реют, стерегут. В тюрьме, наверное, и то легче», – думалось Ваньке в редкие минуты отдыха, как сейчас, например. Скорее бы отбой. Может, приснится что, из прошлого.

      – Взвод, на Вечернюю поверку выходи строиться! – зычный голос сержанта Удальцова и мёртвого подымет из могилы, что уж говорить о молодых салажатах. Всполошились. Вскочили.