Чужбина не встречает коврижками. История русского эмигранта. Владимир Зангиев

дикой природе юга Чили и замечательных там охоте и рыбалке.

      Николай задолжал всем знакомым… Благо, что матушка Ульяна прониклась участием к Галине и оставила её жить с детьми в монастырском домишке. К извечным проколам своего благоверного Галина давно привыкла, а посему скромно трудилась парикмахером в небольшом салоне, постепенно погашая долги супруга. Кроме этого, она, также, содержала семью, оплачивала коммунальные расходы, да ещё после работы посещала платные курсы косметологов. Непостижимо, как только она сводила концы с концами при такой-то жизни! Видимо, богатый советский опыт выживания в экстремальных условиях, заложенный генетически в программе её ДНК, оптимально ориентировал в пространстве. А что было делать? Назад все пути отрезаны: не осталось жилища на родине и нет денег, чтобы туда добраться, ибо полторы тысячи долларов стоит билет только для одного человека.

      – Не знаю, что и делать? – блестя повлажневшими глазами, доверительно делилась со мною Галина. – Жаль престарелую мамашу, оставшуюся там, дома. Она постоянно жалуется на трудную жизнь, а мы ей ничем помочь не можем. Забрать же сюда, как видишь, тоже невозможно. Она думает, раз мы три года за границей, значит уже достаточно разбогатели, а ей не хотим помочь.

      – Конечно, – согласился я, – у нас бытует мнение, будто за границей коврижки сыплются с неба.

      – Ага! – оживилась Галя. – Только рот разевай. Скоро сам во всём убедишься.

      Эта женщина хорошо знала прозу жизни и её слова отнюдь не были голым пророчеством, хотя я действительно очень скоро познал положение дел, – просто Галинин житейский опыт формировал в ней бытовую мудрость. А безысходности нет места там, где преобладает разум. В стихотворении «Вечности оскал» хорошо переданы все эти чувства:

      Мне жизнь – как нерешённая задача

      и предстоит ещё найти ответ.

      А вечность злобствует собачьим

      оскалом лет.

      Судьба моя – несломленная крепость,

      врагом не покорённый Брест.

      Изображая на лице свирепость,

      несу сей крест.

      Пытаясь изваять ещё при жизни

      себе монументальный бюст,

      скрываю в беспардонном эгоизме

      смятенье чувств.

      Такое испытание на прочность! —

      судьбой очерчен след.

      И столь преград таит в себе порочность,

      и столько бед!

      Года эпоха складывает в вечность, —

      в единый неделимый монолит.

      Лишь бог уполномочен быстротечность

      судьбы продлить.

      Реальность – роковая неизбежность:

      в конце пути отчётливей финал.

      А безысходности пугающую внешность

      мир проклинал!

      Так и провёл я всё время до воскресенья, ожидая возвращения отца Вениамина, в семье Галины. А в воскресенье с утра в компании своих