Смерть автора. Мария Елифёрова

взял табакерку и уже было опустил в неё пальцы, как вдруг взгляд мой упал на картинку, вставленную с внутренней стороны крышки. Это была эмалевая миниатюра размером не более трёх дюймов в длину и двух в ширину, выполненная тонко и тщательно; но боже мой, каково было её содержание! Не рискну его здесь описывать; само воспоминание о нём бросает меня в дрожь. Скажу только, что вид этой миниатюры вызвал у меня приступ тошноты; моим первым побуждением было вскочить и броситься в уборную, где я наверняка бы расстался с великолепным ужином, так некстати проявившим себя у меня внутри. Так бы оно, вероятно, и случилось, будь я более слабонервным; отчаянно борясь с дурнотой, я перевёл взгляд на виновника моего состояния и увидел его испытующий взгляд, полный скрытого лукавства.

      Решив, что мне подобает быть джентльменом, я напрягся и, превозмогая отвращение, улыбнулся; затем взял щепотку табака, вдохнул его и причмокнул, изображая блаженство.

      – У вас в самом деле отличный табак, Мирослав, – сказал я, возвращая ему табакерку. Табак и впрямь был хорош – он избавил меня от неприятных ощущений и придал мне сил. Мирослав с улыбкой спрятал злосчастную табакерку.

      – Недурно, – с удовольствием отозвался он. На лице его было написано крайнее одобрение. – Я в вас не ошибся.

      – Что это, Мирослав? – встревоженно спросил Моппер. – Не отпирайся, ты сыграл какую-то пакость над мистером Арчером. Я видел, как он побледнел.

      – Ничего особенно, – промурлыкал Мирослав, – ведь правда, мистер Арчер?

      – Всего лишь превосходный образец эмалевой миниатюры, – через силу улыбнулся я.

      – Я знаю тебя, Мирослав! Я догадываюсь, что там была какая-нибудь мерзость. К чему это всё?

      – К вопросу о разнице между литературой и жизнью, – беззастенчиво ответил Мирослав. – То, что видел мистер Арчер – иллюстрация к «Мунтьянскому изборнику».

      – Это, верно, ваша любимая книга? – спросил я.

      – Одна из любимых.

      – Что ж, – сказал я, – у вас очень оригинальные вкусы; они выдают незаурядный характер вашей личности.

      В глазах Мирослава загорелись искорки смеха.

      – Благодарю вас за учтивость, мистер Арчер; вы истинный англичанин. Разрешите вознаградить вас за приятно проведённое время.

      С этими словами он вынул из кармана серебряный карандаш и вручил его мне. Я покраснел от замешательства и неловко поблагодарил его. Он, вероятно, совершенно необычайный человек – вполне достойный того, чтобы стать прообразом литературного Мирослава-боярина. Я не скоро забуду впечатление, которое произвела на меня эта встреча в «Континенталь Нуво»; во всяком случае, после неё мне стало ясно, что вопрос о соотношении литературы и жизни не так прост, как это кажется.

      Из еженедельника Present&Modern Life,

      от 11 мая 1913 г.

      Литература и жизнь не спешат признавать родство:

      похождения новой «Гузлы»

      Недавно в The New Age был помещён подробный отчёт Мэтью Арчера о встрече с Мирославом Эминовичем – лицом, претендующим на жизненное соответствие Мирославу-боярину из одноимённого