Библейские книги. Переложения. Юрий Лифшиц

и сел он в пепел вне селенья.

      И так ему жена его сказала:

      «Как прежде, в непорочности твоей

      Ты тверд! Скорее Бога похули —

      да и умри». И он ей так сказал:

      «Ты, как безумная, мне говоришь.

      Неужто только доброе от Бога

      мы будем принимать, а злого мы

      не будем принимать?» Ни словом Иов

      не согрешил устами тут своими.

      И о несчастьях, Иова постигших,

      его три друга верных услыхали

      и каждый вышел в путь из мест своих.

      Их звали: Елифаз Феманитянин,

      Вилдад Савхеянин и третий друг

      Софар Наамитянин. И сошлись,

      затем чтобы втроем к нему идти:

      с ним сетовать и утешать его.

      И подняли они глаза свои

      и не узнали Иова; и голос

      возвысили они и зарыдали,

      и разодрали каждый на себе

      всю верхнюю одежду; и бросали

      пыль к небу над своими головами.

      И вместе с ним сидели на земле

      семь дней и семь ночей. Никто ни слова

      не говорил ему, ибо видали,

      как велико страдание его.

      Глава 3

      Первая речь Иова

      После того открыл уста свои

      и проклял день свой Иов. И сказал:

      «Погибни день, в который я родился,

      и эта ночь, в которую сказали:

      «Зачался человек!» Да будет день

      тот тьмою; да не взыщет Бог его,

      и да не воссияет свет над ним!

      Да омрачит тень смертная его

      и тьма ночная, да обложит туча,

      да устрашатся дня того, как зноя!

      Та ночь, – да обладает ею мрак,

      да не сочтись она вовек в днях года,

      да не войти ей в месяцев число!

      О! Ночь та – да она безлюдна будет,

      да не войдет веселие в нее!

      Да проклянет ее, кто в силах день

      проклясть и разбудить левиафана!

      Да смеркнется звезда ее рассвета;

      пусть света ждет она, и не придет он;

      да не видать ей ввек ресниц денницы

      за то, что чрева матери моей

      дверей не затворила, не сокрыла

      от глаз моих все горести мои!

      Зачем я, из утробы выходя,

      не умер, почему я не скончался,

      когда из чрева вышел? Для чего

      меня колени приняли? Зачем

      сосать сосцы мне было? Я б теперь

      лежал и почивал, и спал бы тихо,

      и мне покойно было бы с царями,

      с советниками всяческой земли,

      что для себя застроили пустыни;

      с князьями, у кого имелось злато,

      кто мог наполнить дом свой серебром.

      Или пускай, как выкидыш сокрытый,

      я не существовал бы, как младенцы,

      не видевшие света. Там навек

      все беззаконные перестают

      страх наводить; там отдыхают те,

      чьи силы истощились; и покой

      там узники вкушают и не слышат

      как грозно их надсмотрщики кричат.

      Уравнены там малый и великий,

      и раб свободен там от господина.

      На что же