Камни и молнии (сборник). Вячеслав Морочко

В образовавшемся коридоре замелькали сигнальные лампочки робота-дубля. Это он раздвигал камни, пробиваясь ко мне на выручку. Движения робота были мощны и строго рассчитаны. Он был весьма изящен, как только может быть изящна полезная машина. Оттолкнувшись от «груши», я устремился к нему навстречу, прижимая к груди невесомое тело своего спасителя. Дубль галантно посторонился, придерживая спиной и руками напирающие глыбы.

      Астероидная лавина уже затухала. Выбравшись из гущи камней, я представил себе улыбку Валерия, наблюдавшего за мной из корабля: мое порханье с глыбы на глыбу с ношей на вытянутых руках должно было напоминать балетное па-де-де. Но и тут я ошибся: Валерий выскочил мне навстречу из-за первой скалы – встревоженный и сердитый. Губы его шевелились. У меня были заняты руки. Я не мог показать, что не слышу. Это оказалось кстати: он весь выговорился в открытом космосе. Потом, ка корабле, ему уже некогда было задавать вопросы, ответить на которые я все равно бы не смог. Дубль догнал нас у шлюзовой камеры, и мы все четверо одновременно пересекли порог.

      Эскулап, наш универсальный биоэлектронный жизнеборец, был не просто врачом, а целой маленькой клиникой. Научный центр в миниатюре, плюс добрая нянька. Первые образцы эскулапов предназначались исключительно для человека. Но с освоением гиперпространства и расширением обитаемой зоны, потребовался эскулап универсальный, способный выхаживать любую животную и даже растительную жизнь любого мира, как бы его условия ни отличались от земных.

      В долгом бездействии наш врач заряжался жгучим нетерпением. В нем накапливался творческий заряд, служивший прекрасным стимулятором, когда приходило время действовать.

      Эскулап забрал мою ношу прямо в скорлупе скафандра. Только расставшись с ней, я почувствовал, что мне не будет покоя до тех пор, пока не узнаю о своем спасителе все, что можно узнать.

      Я долго топтался у табло возле надписи «Предварительный диагноз», пока на нем не зажглись, наконец, слова, которые едва ли могли служить утешением: «Перелом позвоночника».

      Корабль шел на голубую планету.

      Мне не сиделось в рубке. Тревога тянула меня к эскулапу.

      Тревога и чувство вины. Я оставил за пультом Валерия и вернулся к нашему «доктору».

      Внутри аппарата что-то мерно жужжало. Я устроился в кресле у невидимого колпака, под которым эскулап укладывал больных после оказания им первой помощи. Здесь размещалось хозяйство биоэлектронной няньки и сестры милосердия. За незримой преградой работала индивидуальная система жизнеобеспечения. Силовое поле изолировало пациента от окружающей среды, не вызывая при этом ощущения одиночества, посетители могли видеть больного и разговаривать с ним, если свет и звуки не причиняли ему вреда. Но на сей раз воздушное ложе под колпаком долго пустовало. Это усиливало тревогу.

      Я чувствовал себя беспомощным. Меня кидало то в дрожь, то в жар. Я подумал, уж не придется ли и самому отправляться в пасть к эскулапу. Сел