Камни и молнии (сборник). Вячеслав Морочко

ударилось в дверь.

      – Спокойно! – приказал себе Левушка и, подождав, когда унялось сердцебиение, приблизился к любимому креслу Ермака. Рядом находился шкафчик с кофейными принадлежностями. Левушка, не торопясь, открыл его дверцу… и сразу увидел то, что искал: на самом верху стояла изящная перламутровая коробочка с резной рукояткой для переноски. На крышке выступали две капельных кнопки – красная и зеленая. Музыкант снял коробочку с полки, закрыл шкафчик и минуту стоял неподвижно, слушая, как трещит под ударами дверь и от бурных проклятий содрогается воздух.

      Коробочка была совсем легкой. Держа ее в правой руке, большим пальцем Каминский нажал зеленую кнопку и, тотчас ощутив едва уловимую вибрацию, выпрямился и расправил грудь: вместе с вибрацией по всему телу растекалась освобождающая от тяжести горячая волна. Легче стало дышать и двигаться. В первый момент от вдохновенной раскованности даже слегка закружилась голова. Но вскоре тело обрело собранность, словно спрессовываясь в быстрый и невесомый, как солнечный зайчик, сгусток энергии. То, что испытывал Левушка вовсе не было чувством полной свободы: вместе с приливом невиданных сил им завладела та скорбь, та забота, то отчаяние, которые не давали покоя в те дни, в те часы и минуты, когда не получалась музыка. Он испытывал необыкновенный подъем и вместе с тем – гнетущее чувство неудовлетворенности и небывалой ответственности. С этим он приблизился к двери и откинул защелку. Разогнавшийся для удара плечом «ястреб» влетел в каюту. Но для Каминского так изменился теперь весь ход событий, что движения нападавшего показались ему замедленными: пират будто парил в воздухе, а затем голова его нежно уткнулась в массивную ножку стола. Еще один громила, походивший на общипанного петушка, размахивал в коридоре оружием и брызгал слюною, исторгая проклятия.

      – У тебя последний патрон. Не промахнись, – посоветовал ему Левушка и пошел себе прямо в кают-компанию. «Ястреб» захлопнул рот, а, увидев в руках музыканта коробочку, стал пятиться, прижиматься к стене, целясь из пистолета. Каминский понял, что свободно читает мысли этого человечка – благо их было немного. Пират рассуждал приблизительно так: «Спокойствие музыканта свидетельствует, что в руках у него ГКСЛ. Если я выстрелю, и музыкант упадет, значит про ГКСЛ наврали – он не защищает от пуль. Если я выстрелю и музыкант уцелеет, то владея ГКСЛ он прикончит меня. Если же я не выстрелю, я не узнаю, что за штуку он держит в руках. Я должен выстрелить: в любом случае у меня нет надежды, а выстрелить проще всего – стоит только нажать на спуск. Мой палец распух и зудит от желания выпустить пулю!»

      Он выстрелил, когда музыкант подошел к повороту. Пуля свистнула возле самого уха. Не повернув головы, Каминский представил себе, как налетчик, отбросив оружие, в ужасе взялся за голову. «Все в порядке, – подумал он о пирате – теперь ты будешь моим глашатаем».

      В кают-компании около хроно-аппаратуры собралось почти все «ястребиное кольцо»: настрелялись, набегались