Новые фарисеи. Михаил Александрович Каришнев-Лубоцкий

На юг. Или на север. А, может быть, на запад или восток. Я пока не решил.

      ОЛЕГ НИКОЛАЕВИЧ. Ступай за хлебом, хлеб кончился. И постарайся жить так, чтобы всякие Амплеи Захаровичи мне больше на тебя не жаловались.

      ЛЁКА. Если бы ты сказал: «Постарайся жить по-человечески», я бы еще попробовал. А жить «по-амплеевски» не смогу, это я знаю точно.

      ОЛЕГ НИКОЛАЕВИЧ. Учись у других! Еще не поздно! Вон у Ильи Ильича сынок: о-го-го! А сам Илья Ильич? Вот с кого пример нужно брать, эти своего не упустят!

      ЛЁКА (декламирует). «Юноше, обдумывающему житье, думающему сделать бы жизнь с кого, скажу не задумываясь: делай ее с товарища Дзержинского!»

      ОЛЕГ НИКОЛАЕВИЧ. Ты снова шутишь. А я с тобой серьезно разговариваю.

      ЛЁКА. Нет, отец, и я серьезно. Дзержинский мне, конечно, по барабану, я не прадедушка-чумовой, но в мысли товарища Маяковского разумное зерно есть. Молодежи нужны идеалы. Только где их взять…

      ОЛЕГ НИКОЛАЕВИЧ. Шел бы работать, зачем тогда уволился?

      ЛЁКА. Я же говорил… Ушел от греха. Лучше что ли было бы, если я этого мастера побил?

      ОЛЕГ НИКОЛАЕВИЧ. Но разве его надо было обязательно бить?!

      ЛЁКА. Конечно. Он же такие поборы со всех драл! А мне это не нравится. Ну, как тут не смазать? Вот и ушел… Сами же радовались?

      ОЛЕГ НИКОЛАЕВИЧ. Радовались… что не сел. И в кого ты такой уродился?

      (ЛЁКА кивает в сторону висящего на стене портрета бравого молодого чекиста Г. К. Катенева – своего прадеда.)

      ЛЁКА. В него, наверное, в прадедушку. Чекистам до всего дело было, вот и мне покоя нет.

      ОЛЕГ НИКОЛАЕВИЧ. Ты прадеда не тронь, он в бою погиб! В борьбе за это, как его, за светлое будущее! (После паузы). Алексей, давай я помогу тебе на хорошую работу устроиться. Менеджером или риэлтором?

      ЛЁКА. Спасибо, отец, не надо. Я сам устроюсь, я уже подыскиваю.

      ОЛЕГ НИКОЛАЕВИЧ. Ну, как знаешь. (Срывается). Ты, Алексей, прожил уже немало лет, а сложностей жизни так и не понял!

      ЛЁКА. Сложностей, может быть, и не понял, а вот безверие ваше, прикрытое красивыми словесами, хорошо понял.

      ОЛЕГ НИКОЛАЕВИЧ. А сейчас вообще национальной идеи нет! (Успокаиваясь). Сам-то во что веришь, пророк?

      ЛЁКА. Тайна!

      (Входит ЛИКА.)

      ЛИКА. Представителям высшего общества привет!

      ОЛЕГ НИКОЛАЕВИЧ. Здравствуй, Лика. Ну, как жизнь?

      ЛИКА. Не идет, а катится!

      ОЛЕГ НИКОЛАЕВИЧ. Вот у нее вера есть, сразу видно!

      ЛИКА. У меня не только вера есть, у меня еще и надежда теплится!

      ОЛЕГ НИКОЛАЕВИЧ. На что?

      ЛИКА. На то, что ты мне новые сапожки купишь.

      ОЛЕГ НИКОЛАЕВИЧ. Этот вопрос на семейном совете решим. Мне пора! (Уходит.)

      ЛЁКА. Мне, кажется, тоже пора.

      ЛИКА. И куда безработному спешить – не понимаю!

      ЛЁКА. Вырастешь – поймешь. (Уходит.)

      ЛИКА (подойдя к портрету прадеда). Вот такие дела, Григорий Калиныч… Живем – кто чем! Кто светлым будущим, кто сереньким настоящим…

      (Входит ОЛЬГА НИКОЛАЕВНА.)

      ОЛЬГА НИКОЛАЕВНА. Ты с кем разговариваешь?

      ЛИКА (кивает на портрет). С ним. Но он не отвечает!

      ОЛЬГА НИКОЛАЕВНА. И ты удивляешься?