Небо над бездной. Полина Дашкова

я познакомился с ним в Берлине в тысяча девятьсот двадцать втором году. С тех пор он мало изменился.

      – Вы абсолютно уверены, что это был он? Может, отец, дед, двойник?

      Агапкин ничего не ответил, только вздохнул и грустно посмотрел на Соню.

      – Хорошо. Допустим, – Соня смиренно кивнула. – Но если он и так живет столько лет, зачем ему наш паразит?

      – Господин Хот бесконечно жаден. Ему известно, что срок его ограничен. Он намерен жить всегда.

      – Неужели он не понимает, что это риск?

      – Господин Хот бесконечно самоуверен.

      – Знаете, Федор Федорович, мне он тоже не нравится, он мерзкий, подлый, жестокий. Но он всего лишь жалкий старикашка, впавший в маразм.

      – Нет у него никакого маразма. Не ври себе, Соня. Пойми наконец, перед тобой реальная серьезная сила, очень древняя, с гигантским опытом, со своей системой знаний. Встретившись с ней, ты ступила в иное измерение.

      – Ага, теория заговора, мировая закулиса, иллюминаты, масоны, конспираноики. Это, конечно, иное измерение. Они хотят управлять миром, и никто, кроме меня, не может помешать им. Федор Федорович, пожалуйста, не мучайте меня этим бредом, я не верю!

      – Не веришь? Ну, а что ж кричишь на меня, больного, беспомощного? Что ж побледнела? Они вовсе не хотят управлять миром, но им нравится использовать в своих интересах людей, одержимых этой страстью. Масоны – камуфляж, дымовая завеса. Орден или общество никак не может являться тайным, если его название, ритуалы, цели известны всем желающим. Ты должна всего лишь осуществить мечту господина Хота. Это не убийство. Это его выбор, Сонечка. Его, а не твой. Знаешь, есть старинная мудрость: будь осторожен в своих желаниях, ибо они сбываются.

      – Что ж, это утешает. Но вы забыли одну мелочь. Я должна буду сначала ввести препарат себе.

      – Да, возможно, тебе придется это сделать.

      – Федор Федорович, я боюсь.

      – Ты же знаешь, он тебя не убьет.

      – Не убьет. Но изменит. А я хочу оставаться собой.

      Старик ничего не ответил, откинулся на спинку кресла, закрыл глаза и, сколько ни ждала Соня, сколько ни окликала его, все напрасно. Он крепко заснул, посапывал и вздрагивал во сне.

      Глава девятая

      Москва, 1922

      В операционной было весело, и Михаилу Владимировичу не нравилось это. Слишком много собралось народу, слишком громко разговаривали, смеялись. Особенно почему-то резвился доктор Тюльпанов. Из него сыпались бородатые медицинские анекдоты, грубые, нервически циничные. Рассказывал он их с упоением, преподносил как реальные случаи из собственной жизни. Весь юмор крутился вокруг гениталий, фекалий, студенческих занятий в анатомическом театре и патологических профессорских странностей. Каждая история сопровождалась взрывом хохота. Не смеялись только Михаил Владимирович и Валя Редькин.

      – Старая байка, – тихо заметил Валя после очередного, особенно грязного анекдота, – ее рассказывали еще про Пирогова, Склифосовского, вообще про каждого великого хирурга. Про вас, кстати, тоже.

      – Да,