Воскреситель. Сергей Минин

до Москвы, но и на первое время, долг же за комнату, я решил погасить, оставив всю мебель, которая мне была не нужна и которая каждым своим контуром напоминала о былом о Вике.

      На другой день я сложил свои вещи, вызвал такси и поехал на вокзал к проходящему Московскому поезду. Закрывая входную дверь, я обнаружил в почтовом ящике запечатанную телеграмму на моё имя, но так как меня уже ждала вызванная машина, я просто сунул телеграмму в карман и забыл о ней.

      2

      Москва встретила меня хмурым туманным утром. С неба летела какая то изморось и я достал из рюкзака кожаную курточку.

      Тётка жила в двадцати минутах ходьбы от вокзала. Поднявшись на её этаж, я нажал на кнопку звонка её квартиры и стал терпеливо ждать. Сначала раздались шаркающие шаги, за тем глухой старческий кашель, и на конец, дверь открылась и на пороге появился сосед тёти Даши по квартире Фёдор Макарович. Заспанно взглянув на меня он произнёс хриплым голосом: «А позднее, племянничек, ты не мог заявиться?» и захлопнув дверь, снял с неё цепочку: «Заходи, помянем Дарью по русскому обычаю, земля ей пухом.» Я так и сел на поставленный кем то в коридоре сундук. «Чего глаза пялишь? Не проспался ещё что ли? Говорила Дарья, что ты последнее время шибко пить стал, но ведь не до такой же степени, что бы смерть родной тётки пропустить. Ведь телеграмму то я тебе лично посылал».

      И тут я вспомнил про телеграмму, засунутую в карман. Вынул её и стал разглядывать штемпеля. Выходило, что телеграмма пролежала в ящике трое суток. Я пьянствовал а Вика в это время рвала вместе со своим сердцем свою, так и не удавшуюся семейную жизнь и ей конечно было не до почты. Ещё раз взглянув на меня, Фёдор Макарович только и смог укоризненно «промычать»: «Э-э-х! Родственнички, блин, хреновы»! и открыв дверь в свою комнату, скомандовал: «Живо снимай бахилы и проходи ко мне. В Дарьиной то комнате уже новенькие живут». «Да нет. Спасибо Вам за всё что Вы для тётки сделали, Пойду я. Заработаю, я возмещу Вам все траты». «Ну как знаешь. Если будет худо, приходи, подсоблю чем смогу». Сказал Фёдор Макарович, провожая меня до двери.

      Выйдя во двор, я сел на скамейку и задумался: «Куда сейчас идти? В Москве ни кого знакомых, кроме, как говорил один хохмач, Аллы Пугачёвой, но мне она вряд ли обрадуется, хоть я вроде и Витас».

      При упоминании данного женой имени, защемило сердце и не вольно на глазах выступили слёзы. «Где же ты сейчас моя «победа»? С тоской подумалось мне.

      «Во! Ни как Дарьин родственник»? услыхал я и повернувшись увидел двух здоровенных не бритых мужиков от которых за версту разило перегаром. «А чего сидишь? Чего тётку не поминаешь? Не полюдски это. Пошли, пошли давай. Тут за углом рюмочная есть, там и помянем».

      Встав и подхватив рюкзак, я направился вместе с мужиками в рюмочную. На дворе стояла глубокая ночь, когда я, проснувшись от холода, на скамейке какого то сквера, стал с удивлением разглядывать, не известно откуда, появившихся