Цветаева за 30 минут. Отсутствует

Поэзия по ее мнению – бессмертна и не может быть средством пропаганды, каковой ее пытались представить: «…Что самодержцем вас признав на веру…». В этом главное противоречие: есть ли смысл продолжать отдавать всю свою душу без остатка чему-то столь не постоянному? Осознав это, она просит прощения у мужа за былую холодность: «…Искала я у нежных уст румяных – Рифм только, а не уст…».

      Поэтесса понимает, что бедственное материальное положение – это ее возмездие за преданность собственным идеалам, что она наказана за это: «…Возмездие за то, что злейшим судьям Была – как снег, что здесь, под левой грудью…» и «…Что с глазу на глаз с молодым Востоком Искала я на лбу своем высоком Зорь только, а не роз!». Но быть другой «угодной» власти она не могла, до конца оставаясь верной лишь себе самой.

      Молитва

      Христос и Бог! Я жажду чуда

      Теперь, сейчас, в начале дня!

      О, дай мне умереть, покуда

      Вся жизнь как книга для меня.

      Ты мудрый, Ты не скажешь строго:

      – «Терпи, еще не кончен срок».

      Ты сам мне подал – слишком много!

      Я жажду сразу – всех дорог!

      Всего хочу: с душой цыгана

      Идти под песни на разбой,

      За всех страдать под звук органа

      и амазонкой мчаться в бой;

      Гадать по звездам в черной башне,

      Вести детей вперед, сквозь тень…

      Чтоб был легендой – день вчерашний,

      Чтоб был безумьем – каждый день!

      Люблю и крест, и шелк, и каски,

      Моя душа мгновений след…

      Ты дал мне детство – лучше сказки

      И дай мне смерть – в семнадцать лет!

      Стихотворение создано поэтессой в день ее семнадцатилетия – 26 сентября 1909 года. И позже стало ключевым в ее первом сборнике «Вечерний альбом». Оно пропитано юношеским максимализмом и страхом взросления, ужасом неизвестности, которую ей приготовила взрослая жизнь. Одновременно, она, как и многие талантливые писатели, наделена даром предвидения и понимает, что на ее долю выпадет множество испытаний.

      Начинается произведение мольбой к Богу о смерти в 17 лет, пока она еще не знает как тяжела бывает жизнь, которую сравнивает с закрытой книгой: «…Вся жизнь как книга для меня…». Поэтесса признает, что щедро одарена богом талантами и теперь ей хочется слишком много всего, пройти сотни различны путей: «…Ты сам мне подал – слишком много! Я жажду сразу – всех дорог!..» и «…Всего хочу: с душой цыгана Идти под песни на разбой, За всех страдать под звук органа и амазонкой мчаться в бой…». Ей кажется, что она не приспособлена для этой жизни: «…Чтоб был легендой – день вчерашний, Чтоб был безумьем – каждый день!..».

      Юная Цветаева считает, что лучше периода, чем детство быть уже не может, поэтому финальная строчка содержит вновь обращение к Богу со странной для подростка просьбой: «…Ты дал мне детство – лучше сказки И дай мне смерть – в семнадцать лет!». Вероятно, в чем-то она оказалась права, ведь свой литературный крест она нести до конца не смогла, предпочтя свести счеты с жизнью.

      Весна в вагоне

      Встают, встают за дымкой синей

      Зеленые холмы.

      В