Констебль с третьего участка (сборник). Сэй Алек

здоровы, сестра Епифания.

      – Благослови вас Господь, констебль. – Монахиня из расположенной близ порта обители Святой Урсулы, гренадёрских пропорций женщина, перехватила немаленький мешок левой рукой, правой сотворив в моём направлении крестное знамение.

      – Вы позволите вам помочь? – поинтересовался я. – Я мог бы сопроводить вас.

      – Ох, буду весьма признательна. – Она немедленно вручила мне свою ношу, увесистый куль.

      – Опять книги из Ниппона?

      Причин у моей галантности было две, и обе насквозь меркантильные.

      Первая заключалась в том, что я проголодался, а неподалеку от Института благородных девиц, который содержали монахини, имелся, как это называется на французский манер, кафетерий. Несмотря на расположение в довольно престижной части Сити, заведение это не слишком, на мой взгляд, дорогое. Дело в том, что содержит его приезжий ниппонец, потчующий всех желающих (а экстравагантных людей в столице хватает с избытком) блюдами национальной кухни этой нашей заморской колонии. Пусть на многие кушанья цены у почтеннейшего мистера Сабурами и заоблачные, но стыд и честь этот невысокий азиатский джентльмен не теряет и за еду простых горожан из Ниппона деньгу не ломит.

      Отведал его стряпню я в первый раз нечаянно. Мы с констеблем Стойкаслом как-то побились об заклад на желание, что я порву целую папку с делом голыми руками. Я тогда только поступил на службу и не знал ещё, какой он хитрован. Стойкасл-то хотел надо мной подшутить – не от злобы, а от весёлости характера – и из подлежащих утилизации дел в архиве выбрал, казалось, совершенно случайное. Потом-то он признал, что специально эту папку приметил, где в качестве вещественного доказательства, подшитого в материал каким-то умником дознавателем, фигурировала стальная пластина. До половины я папку разорвал, но не осилил целиком – пришлось исполнить обещание, которое и заключалось в том, что я отведаю одно из блюд ниппонской кухни. Очень уж они, ещё год назад даже, были в диковинку.

      Глядеть на действо поедания собрался едва не весь участок. Мистер Сабурами появлению полусотни с небольшим констеблей, и даже инспектора О’Ларри с ними, несказанно удивился, предположив облаву, однако, вникнув в суть дела, немедля пришёл мне на помощь. Всё же добрейший он человек, этот мистер Сабурами. Через несколько минут уже приготовил блюдо, которое, как уверял, не должно было вызвать у меня отвращения, – варёное ниппонское просо, именуемое «рис», с ошпаренной морской рыбой, нарезанной мелкими кусками, и с острой подливкой. Что-то вроде той картохи с селёдкой, что рабочий люд каждодневно трескает, только тамошняя.

      Порция мне показалась ничтожно малой (что и говорить – в тот момент я облегчённо вздохнул про себя, приготовившись захватить её всю двумя ложками и быстро проглотить, ибо в съедобность ниппонской стряпни не верил ни на фартинг), только слегка заморить червячка по объёму. Каково же было моё изумление, когда, скушав непривычную, но вполне приятную по ощущениям пищу, я вдруг понял,