Этикетные нормы казахов. Часть II. Семья и социум. Шайзада Тохтабаева

о связи этого предмета с мужской потенцией [Шаханова, 1998, с. 27, 49]. Добавим, что иногда ребенка клали также у изножья вешалки (адалбақан) (которую воспринимали как древо жизни), чтобы стимулировать выживание ребенка. Приведем этнографическую параллель: буряты старались не поднимать ребенка с земли, пока он не подаст голос [Сагалаев, 1990, с. 144], вероятно, этим пытались не разрывать связь ребенка с землей.

      В течение трех дней после рождения на празднике шілдехана мулла должен был произнести имя младенца ему в ухо. Согласно традиционному представлению, считалось, что иначе он не будет знать своего имени, когда предстанет перед Аллахом. То же действие производят уйгуры и после наречения кладут ребенка на жайнамаз («молитвенный коврик») [Молотова, 1999, с. 25]. «…в отличие от европейцев, у казахов, как и у других тюркских народов, ребенок не может быть тезкой своих здравствующих родителей, бабушек и дедушек» [Калыш, 2012, с. 84]. Казахи считают, что если близкие родственники названы одним именем, то один из них умрет.

      В выборе имен прослеживается некая амбивалентность. Одни родители старались дать ребенку имя известного человека или дополняли имя постфиксами бай (богатый), бек (советник хана). Другие из-за боязни сглаза не нарекали младенцев именами умерших родственников, а давали уничижительные или смешные имена. Иногда нарекали детей словами, обозначающими сезон, месяц, погоду, жизненные обстоятельства, приезд важного гостя и т. д. Если дети в семье умирали, то мальчика нарекали именем Тұрсын («пусть живет»), а чтобы следующим родился мальчик, девочку называли Ұлтуар («мальчик родится»).

      В традиции казахов существовали магические приемы, которые, как считалось в народе, были направлены на защиту жизни и здоровья ребенка, нейтрализацию отрицательного внешнего влияния и формирование его счастливой судьбы. К примеру, перед тем как впервые приложить новорожденного к груди матери, предварительно прикасались к нему языком сороки, чтобы он обучился семи иностранным языкам; если прикасались домброй, то прочили ему будущее музыканта, а если куском курдючного сала, – то хотели, чтобы он был богатым [Сейдембек, 2012, с. 309].

      Слабого или недоношенного ребенка (шақалақ) для тепла и во избежание опрелостей клали в меховую зимнюю шапку (тымақ) до достижения им девятимесячного возраста, т. е. до периода его доношенности в утробе матери. Эту шапку летом подвешивали на зазубрины кереге в разных местах, а зимой – на гвоздь, вбитый в стену зимовки, при этом количество гвоздей должно было равняться числу дней, которые мать не доносила новорожденного [Шаханова, 1998, с. 27].

      Согласно этикету, при кормлении ребенка при посторонних женщине следовало прикрывать грудь во избежание сглаза. Сорок дней после рождения ребенка матери запрещалось мыть руки холодной водой, иначе младенец мог вырасти жестоким. Есть казахская примета: если при кормлении ребенок крепко держится за грудь, то он будет жадным, а если нет, то щедрым.

      Если у матери не хватало молока, то младенца