Последний из Саларов. Мохаммад-Казем Мазинани

– устарелых понятий, за рамки которых она не могла выйти. Тесть жил в деревне со второй женой… Единственной ее отрадой был муж, но и он иногда ее бесил, так как слишком покорствовал семье.

      Постепенно жизнь в особняке стала для нее невыносимой. Если выходишь из дома, требовали, чтобы обязательно кто-то сопровождал. В баню целая семейная делегация шла за ней, и там, в бане, следовало проявлять уважение к старшим, сливать им воду на голову. Обедая, полагалось ждать, пока шазде отведает кушанье, потом только самой кушать. После того, как она родила, давление семьи ослабло, но ей от этого не стало легче… Хуже всех был сам шазде, который и других, и ее подавлял, требовал невозможного. Он даже, видите ли, не мог произнести то имя, которым они с мужем нарекли ребенка, и называл его только Остатки-Сладки, даже еще тогда, когда ребенок не родился.

      …Но Судабе сумеет порвать эти цепи! Она задалась целью добиться полной свободы. Любой ценой она решила заставить мужа уехать в Тегеран. Пустила в ход даже такое снадобье, как разговоры о разводе. Она уже давно начала откровенно бездельничать. Одевалась по моде и уходила в город. Заставила мужа построить ей в усадьбе свою баню. Объявила, что у нее не хватает молока, и таким образом вынудила нанять сыну кормилицу. Записалась на курсы узорного шитья и кройки. Подружилась с женами городских чиновников и только с ними теперь советовалась. Салары терпели всё это. Но в тот день, когда она объявила, что пойдет работать учительницей, в особняке разразился скандал, который довел ее до рыданий… Чтобы невестка Саларов прислуживала государству? Никогда! Только через труп шазде.

      …Она услышала во дворе голос Капитана. Он, как всегда, мыл сапоги в бассейне, а шазде громко крикнул ему с террасы, так, чтобы услышала тегеранская невестка:

      – Скажи этой дочери Мирзы-твою-хана, чтобы выкинула из головы свои причуды; скажи, нечего вертеть задом по улицам и заставлять покойного его высочество переворачиваться в гробу!

      Господин Капитан ничего не ответил, насупившись, вошел в дом. Целыми днями он командовал в комендатуре, а теперь дома сам должен выполнять команды. Жалобам и пилёжке Судабе-ханум не было конца.

      – Я хочу в Тегеран, – объявила она. – За покупками и проведать родителей.

      – Но разве мы не договаривались уехать оттуда?

      – Я устала повторять, что хочу жить сама по себе, а не под покровом шазде и их старушечьих высочеств!

      Ах, как не нравились Капитану такие слова… Жить не хотелось – нельзя было, чтобы так о его предках говорили, насмешливо и презрительно. В попытке не дать этой ссоре перерасти в нечто большее он протянул руку к современной прическе Судабе:

      – Не горячись так. У него нет злого умысла: просто характер у него такой.

      – Кто-кто, но ты-то знаешь, что только ради твоей милости я всё бросила и приехала в эту дыру. Но в этом доме я сама себя перестала уважать. Собственный ребенок меня не узнает. Он думает, что его мать – Шабаджи.

      – Немного