Великий закон славян. Михаил Серяков

заплакал он,

      Говорил он как дружинушке хоробрыей:

      «Ай же ты, дружина хоробрая да любезная!

      А и полагайте вы доску дубовую на сине море.

      А что мне свалиться, Садку, мне-ка на доску,

      А не то как страшно мне принять смерть во синем море».

      А и как тут он еще взимал с собой свои гуселка яровчаты,

      А и заплакал горько, прощался он с дружинушкой хороброю,

      А и прощался он теперичку со всим да со белым светом,

      А и прощался он как теперичку ведь

      А со своим он со Новым со городом.

      А потом свалился он на доску он на дубовую,

      А и понесло как Садка на доски да по синю морю[50].

      Нет никакого сомнения, что эту красочную зарисовку составитель былины сделал прямо с натуры, описывая языческий обряд жертвоприношения на море, свидетелем которого он был. Получив желанную жертву, бог моря прекратил бурю, освобожденные корабли поплыли дальше, а оставшийся в море Садко от страха заснул на дубовой доске – в былине трижды подчеркивается, что она была именно дубовая, и эта характерная деталь в очередной раз указывает, какому богу предназначалась эта жертва. Сон Садко служит как бы переходной ступенью для его перемещения в потусторонний мир. Проснувшись, он обнаруживает себя на дне Океан-моря в белокаменных палатах морского царя. В одном из вариантов былины есть чрезвычайно важное место, где, упрекая Садко за то, что он по морю плавал, а дани не платил, Морской царь говорит:

      Да хошь ли, Садко, я тебя живьем зглотну?

      Да хошь ли, Садко, тебя огнем сожгу?

      Да хошь ли, Садко, да я тебя жаню?[51]

      Если потопление или поглощение человека было для Морского царя вполне естественно, то угроза сжечь Садко огнем является для владыки вод абсолютно противоестественной, но зато совершенно закономерно звучит в устах Перуна как владыки грома и молнии – небесного огня. Следовательно, и эта угроза, необъяснимая с других позиций, является еще одним доказательством тождественности Перуна и былинного морского царя.

      Затем он приказывает Садко играть на гуслях и начинает плясать под его игру, в результате чего на море начинается сильная буря, топящая многие корабли. Так в глубине вод гусляр обретает прозрение истинной сути этого явления, что, по всей видимости, в первоначальной версии мифа и являлось главной целью героя. Дальше в былине Садко является Никола Можайский, велящий ему порвать струны на гуслях. Гусляр так и делает, царь перестает плясать, и море успокаивается. После этого царь морской решает женить Садко и предлагает ему на выбор от 30 до 900 (в различных вариантах) своих дочерей, олицетворяющих земные реки. Эта черта опять-таки напоминает семь сестер-рек в окружении Варуны. С помощью святого гусляр делает правильный выбор, ложится спать, а проснувшись, оказывается на земле около Новгорода. Первоначальный конец былины заслонен от нас более поздними христианскими напластованиями. Понятно, что в христианские времена в ней не мог открыто упоминаться

50

Былины. – Л., 1984. – С. 356–359.

51

Песни, собранные П.Н. Рыбниковым. – М., 1910. – Т. 2. – № 124.