Самая великолепная ночь. Мейси Эйтс

он чувствовал себя каждую минуту после возвращения в стены дворца. Так нужна ли она – такая победа?

      – Вы лунатили, – неожиданно смело сказала Оливия. – Ходили во сне. Голым. С мечом.

      Что-то было в этих словах, от чего Тарек почувствовал жар в груди. Это снова случилось. Он опять делал то, о чем не помнил. Отсутствие самоконтроля. Тут есть о чем заволноваться.

      – Я не помню, – резко ответил Тарек.

      – Поэтому вы не отдохнули, – как ни в чем не бывало продолжала Оливия. – Может, все-таки присядете к столу?

      – Мне некогда сидеть.

      – Завтрак пойдет вам на пользу, – сказала Оливия и улыбнулась.

      – Это было настолько смешно?

      – Мы уже ссоримся, как муж и жена, – заметила Оливия. – Мой муж никогда со мной не завтракал. Он перекусывал чем-то жутко неполезным еще до того, как я вставала, и уходил работать.

      – К любому образу жизни привыкаешь.

      – Маркус любил свою страну. Но по утрам он все делал в спешке, потому что часто загуливал допоздна. – Оливия грустно выдохнула. – А потом весь день старался наверстать упущенное. Он был слишком молод, чтоб справляться со всем в одиночку.

      – Я не так молод, но тоже не справляюсь один.

      – Сколько вам лет?

      – Тридцать. По-моему.

      Легкое непонимание отразилось на лице Оливии.

      – Вы не уверены?

      – Я потерял ход времени, – признался Тарек. – Мне никто не готовил торты со свечами.

      Оливия нахмурилась. И Тареку показалось, что его слова расстроили ее уж слишком сильно.

      – Никто? – переспросила она.

      – Если кто-то и готовил, то это было в далеком детстве.

      Когда были живы родители. Но воспоминания Тарека не уходили в такое далекое прошлое. Иногда… лишь иногда он вспоминал лицо отца. Такое серьезное. И честное. Он что-то говорил, но слов было не разобрать.

      Хотя Тарек и не пытался.

      – А мне всегда пекли торт в день рождения, – сказала Оливия. – Но мне редко было с кем его разделить. Лишь повзрослев, я стала выезжать куда-то с друзьями. И да, мне двадцать шесть лет, если вам интересно.

      – Нисколько.

      Тарек ответил честно. Если что-то и интересовало его в Оливии, то уж точно не возраст.

      – Это нормально для человека, который и свой-то возраст не помнит, – подметила Оливия. – Сколько лет вы прожили в пустыне?

      – Пятнадцать. Периодически я приходил во дворец, разговаривал с братом. Но редко оставался здесь даже на ночь.

      Неожиданно Тарек поймал себя на мысли, что как будто начал сильнее любить мир. Теперь, когда в нем не было Малика.

      – Сегодня с вами легче общаться, – призналась Оливия.

      – Мне приятней жить совсем без общения.

      – Скучаете по одиночеству?

      Тарек нахмурился:

      – Нет.

      – Этой ночью вам что-то снилось?

      Он попытался вспомнить, но разум снова окутал туман.

      – Это был не сон. Что-то другое. Меня разбудило нечто.

      Тарек знал, что это была боль. Боль воспоминаний. Но говорить об этом вслух не стоит.

      Дверь