Как долго молчало сердце. Лия Аштон

о бьющиеся о стекло на легком ветерке, Элинор Картрайт ни секунды не сомневалась в правильности своего решения.

      Но это не означало, что она не волновалась. Волновалась, и еще как! По ее мнению, признание в любви требовало хотя бы немного смелости.

      «Тебе следует сказать ему, милая. Любовь нельзя скрывать».

      Пару месяцев назад Элинор не обратила внимания на слова матери. Неужели тогда она даже посмеялась?

      «Я не люблю его, мама, не говори ерунду. Мы просто друзья».

      Мама подняла брови, словно знала все на свете лучше всех, и покачала головой. Чем заставила Элинор почувствовать себя так, словно ей десять лет, а не шестнадцать.

      «Какая разница, мама? Он уезжает. Все бессмысленно».

      И наверное, все было бессмысленно – до сих пор.

      Теперь это не имело значения.

      Многое перестало иметь значение ровно двадцать девять дней назад.

      Элинор сделала глубокий вдох. Она сможет это сделать.

      Позволить Джейку оставить Фримантл – и ее, – так и не узнав о ее чувствах? Этот вариант она больше не рассматривала.

      Более сильный порыв предрассветного ветра заставил Элинор задрожать, а потом проник в открытое окно, и планки жалюзи забренчали громче.

      Из спальни Джейка не доносилось ни звука. Впрочем, удивляться не стоило, поскольку не было и трех утра. Джейк спал как сурок.

      Элинор подошла ближе, ступая по некошеной траве, покрытой росой. Кровать Джейка стояла под окном. Она поднялась на цыпочки и открыла окно шире. Окно, да и сам дом, были древними, и, как обычно, рама издала протестующий скрип.

      – Джейк… – позвала она, надеясь, что он проснется.

      Не тут-то было.

      Элинор решила ухватиться за подоконник и подпрыгнуть. Она залезет в комнату и разбудит Джейка.

      Но, как известно, не всегда все идет по плану.

      Не рассчитав силу прыжка, девушка практически ввалилась в окно и упала на кровать. Планки жалюзи исполнили сумасшедший танец. К их дребезжанию присоединился невольный вскрик Элинор, а затем более громкий голос Джейка. Она полетела на пол, однако до этого успела почувствовать его тело всем своим телом – грудью, животом, бедрами. Очки слетели, но даже без них в слабом свете луны Элинор увидела недоумение на лице Джейка.

      – Что за черт?! Элинор?

      Она кивнула, временно лишившись дара речи по двум причинам: от удара о пол, покрытый изношенным ковром, и от осознания того, что на Джейке только боксерские трусы.

      Он вскочил. Спустя секунду зажегся верхний свет. Элинор заморгала, пытаясь дышать и соображать.

      – Элинор, почему ты здесь? – придя в себя чуть раньше, спросил Джейк. Он подошел к ней, протянул руку и помог встать. Его взгляд был озадаченным. – И почему ты по-прежнему в форме?

      Она посмотрела на себя и, словно впервые, увидела помятую белую блузку и клетчатую юбку до колен. Элинор едва замечала, во что она одета. Этот день, неделя, прошлый месяц – для нее все слилось в одно размытое пятно.

      – Я не могла уснуть.

      – Поэтому ты решила залезть ко мне в окно?

      Элинор молча уставилась на него.

      Джейк вздохнул, рассеянно почесывая живот. Его живот значительно изменился с прошлого лета, когда они часто ездили на пляж. Он стал более плоским и твердым – Элинор обратила внимание на слегка выступающие тазовые кости чуть выше резинки трусов Джейка.

      Заметив, куда она смотрит, он подцепил резинку пальцем и подтянул трусы. Однако смущен при этом не был.

      Это вообще не было ему свойственно.

      В отличие от Джейка Элинор обычно чувствовала себя ходячим комком нервов.

      Темные волосы Джейка были взлохмачены, но выглядел он восхитительно.

      Элинор знала, что она не в лучшей форме. Она вытерла слезы, которые катились по щекам весь вечер. Кроме того, мама всегда говорила, что внешний вид человека не важен. Главное, что стоит принимать в расчет, – это содержимое.

      – Я хотела поговорить с тобой, – негромко произнесла она.

      Взгляд Джейка метнулся в сторону.

      – О твоей маме?

      – Нет, – ответила Элинор.

      Неужели у него появилось выражение облегчения на лице?

      В течение почти месяца – с тех пор как ее мама забыла посмотреть по сторонам, прежде чем ступить на мостовую, – Элинор редко видела Джейка.

      И это был ее выбор, верно? В первые дни она покинула дом только однажды – ради похорон. Сон стал для нее единственным лекарством от неописуемой боли потери.

      А затем, наконец вернувшись в школу, Элинор оказалась в одиночестве. Джейк уже сдал последние экзамены и потому, впервые за четыре года, она ходила в школу без него.

      Ей не была нужна ничья компания. Даже Джейка.

      Зато сейчас он был ей нужен.

      Однако же он переступал с ноги на ногу – совсем как олимпийский бегун, готовящийся сорваться с