именно из них. Говорящего не было видно нигде, но сад был переполнен стройными рядками офицеров усевшихся на колени и покорно склонивших головы в белых повязках. В центре сборища, в кругу офицеров находилось пятеро сановитых вельмож, одетых в традиционные белые кимоно. Среди них я узнал капитана Ичигаву. Я решил, что они молятся какому-то японскому богу, а по радио к ним обращается какой-то хитрый дядя, решивший их разыграть и заставивший их поверить, что он и есть этот бог. Когда голос умолк, те пятеро в белом, как ни в чём не бывало, в наступившем гробовом молчании, прокричали «Да здравствует император!», после чего быстро выхватили свои мечи, воткнули их себе прямо в пузо и начали разрезать себя как бы напополам – я был уже на расстоянии вытянутой руки и видел это лично, клянусь! Особенно мне запомнились вылезающие из орбит глаза Ичигавы, находившегося ближе всех ко мне, потому что, ещё продолжая резать самого себя как бы на две половины, он обернулся в мою сторону и сразу же привычно намётанно и цепко перехватил мой испуганный взгляд из-под сени трепетавших листочков кустарника. Он открыл, было, рот, и я решил, что он сейчас же распорядится схватить и увезти меня в жёлтое здание на Катина, но из него лишь хлынула чёрная кровь, и в этот момент другой дядя в форме рядового отрубил ему голову. Я помню, что сразу же начал пятиться ползком назад, подобно раку, но не помню, как добрался до своего велосипеда.