Эписодии одного Армагеддона. Игорь Ткаченко

повелителю плато Ондера положении. В кадр не вошла растерзанная туша стегозавра, или как там по науке называется шипастое бронированное чудище, едва не ухайдакавшее моего любимца, но так даже лучше.

      Вид обреченного гиганта, тихого и задумчивого, стоически ожидающего неизбежную кончину, наводит на мысли о бренности, преходящести и недолговечности.

      Я вздохнул. Ящер всегда был мне симпатичен. И дрался честно, хвост в дело не пускал, подножек не ставил, засад не устраивал.

      Все-таки немного жаль, что туда я больше не попадаю.

      Вторая картинка, не моего, к сожалению, производства, составляет с первой диалектическое единство: это цветной плакат с длинноногой смеющейся девушкой на фоне невероятно синего моря.

      Я вздохнул еще раз, и вздох был намного протяжнее первого.

      Уймись, приятель, говорил я себе этим вздохом. Кому, как не тебе, знать, что такие девушки водятся только в сказочно прекрасных местах, где небо синее и море цвета неба, где всегда тепло, а если вдруг пойдет снег, то непременно огромными пушистыми хлопьями в звенящей лунной тишине. Среди светлых стволов там неслышно скользят снежный единорог, и она на его спине, задумчивая и прекрасная…

      Уймись, приятель!

      Там, где ты бываешь, таких девушек давно уже нет. Не каждая шестиклассница останется в живых, доведись ей встретиться с единорогом. А эта твоя разлюбезная девица наверняка подвизается стриптизеткой в закрытом клубе ответработников среднего звена. От хорошей жизни нагишом на плакат не полезешь.

      Ну, хорошо, хорошо, даже если это не так, ты не встретишь ее на улице, а если вдруг встретишь, не осмелишься познакомиться. А если познакомишься, не сможешь пригласить куда-нибудь. А если сможешь, то куда пригласить-то? Не в эту же конуру. Таких девушек нужно приглашать как минимум в отдельную квартиру, а откуда у тебя отдельная квартира? Пока простой смертный дождется очереди на жилье в родной конторе, кожа его, в молодости упругая и гладкая, сморщится, покроется трещинами, шрамами и бородавками, глаза подернутся мутной пленкой…

      Так что, приятель, сам понимаешь…

      Комната вдруг стала не такой уж светлой и просторной, обстановочка и вовсе убогой, а летнее утро за окном – хмурым и холодным.

      За стеной на кухне сердито гремел посудой дед Порота. Из гундосого сопения простуженной радиоточки выяснилось, что наш славный Парадизбург опять переименовали в Новый Армагеддон, что только на моей памяти случалось трижды.

      Армию мы нынче сокращаем, и сокращение начали с увеличения числа призывников.

      Ничего светлого и сияющего на линии горизонта больше не строим, а само существование линии поставлено под сомнение.

      Нового, сильного, морально устойчивого и непривлекавшегося больше не воспитываем, зато будем выращивать умного, предприимчивого, с острыми локтями, хорошим запахом изо рта и широкой улыбкой.

      Друг к другу опять обращаемся «сударь» и «сударыня».

      Территориальные амбиции