Эписодии одного Армагеддона. Игорь Ткаченко

p>

      Дальше понятней не станет, поэтому давайте договоримся сразу: глупых вопросов не задавать, а на умные я и сам был бы рад услышать ответ.

      На все неизбежные «почему-как-откуда» могу лишь невразумительно буркнуть: «потому что-так-отсюда».

      Не спрашивай у калейдоскопа: почему?

      Спроси у того, кто его вертит.

      Не спрашивай у изменчивых облаков: почему собака и зачем верблюд?

      Спроси у ветра.

      Не спрашивай у колоды карт: откуда шестерка, если я хотел туза?

      Спроси у того, кто тасовал колоду, если только он не шулер.

      Согласен, можно было применить известную уловку: обозвать эти листки «рукописью, найденной на помойке, под кроватью, присланной неизвестным самоубийцей или сброшенной с вертолета, рассыпавшейся и сложенной вашим покорным слугой так, как сложилось». То есть всяческими испытанными способами откреститься и встать в сторонке, оставив, тем не менее, свое имя на титульном листе.

      Но зачем?

      Да и не о том я.

      Я записал это сам. Если быть точным, то начал записывать я, а заканчивал совсем другой человек, какой получился из меня, пока я это записывал.

      Вот еще: не буду делать стыдливой оговорки, что все действующие лица, ситуации и учреждения вымышлены. Это не так.

      А вот никакого наукообразного обоснования я не знаю и придумывать не стал.

      Почему узор в калейдоскопе сложился так, а не иначе?

      Есть ли вообще какой-то смысл в этом узоре, а если есть, то кто его знает?

      Почему один раз пасьянс сходится, а потом, сколько ни бейся, – никакого толку?

      Почему за полчаса до встречи с тем, кого не видел года два и думать забыл о его существовании, он вдруг вспоминается? Или, оказавшись в совершенно незнакомом месте, ловишь себя на мысли, что здесь уже когда-то, очень давно, бывал? А, войдя в собственную комнату, вдруг не можешь ее узнать.

      Да, а чья это, собственно, физиономия в зеркале по утрам? Моя?

      Позвольте, а откуда борода и усы?

      Нет, нет и нет! Вынужден вас огорчить. Мое психическое состояние на известной шкале занимает среднее положение между двумя пограничными – шизофренией и маниакально-депрессивным психозом. То есть я, как надеюсь, и вы, совершенно нормален, о чем есть соответствующая запись в соответствующих документах.

      Меня зовут Игорь. Мне, как и вам, миллион миллионов лет, но я еще не устал и не спешу увенчать себя венком и броситься в море. И ни одну жизнь я еще не прожил до конца. Кто-то нетерпеливый делает легкое движение рукой, и рисунок неуловимо меняется. Он похож на тот, что был, но уже совсем другой. Поэтому не знаю, как это – до конца? И что там дальше?

      А еще меня зовут Самсон и Адраст, Радунк и Димон, Тарнад и Марк Клавдий Марцелл. А еще – Вероника, Сцилла и Ольга.

      Вас как зовут?

      Меня так же.

      У меня много имен. Всех я не знаю, потому что много узоров в калейдоскопе, велика колода, еще не сошелся пасьянс, и никому не удалось пересчитать отражения в коридоре зеркал.

      Кто знает, когда устанет рука, что вертит калейдоскоп, какой узор он ищет и каковы правила пасьянса?

      Что касается гиперборейцев, то есть, говорят, такие люди. Солнце у них заходит раз в году и ненадолго, земля дает по два урожая, и урожаи те не гниют на корню и в закромах, а сами гиперборейцы отличаются необычайным долголетием, живут счастливо в мире лугов и рощ. У них есть свой способ остановить руку, вертящую калейдоскоп. Когда их старцы устают от жизни, они, увенчав себя цветами, бросаются в море и находят безболезненную кончину в волнах.

      Не туда ли мы стремимся на протяжении сотен своих жизней? Или когда-то жили мы там, но потом за какое-то страшное прегрешение были изгнаны и вот теперь мечемся, ищем дорогу, вертим калейдоскоп судьбы, вновь и вновь пытаемся сложить пасьянс.

      Может быть так, а может быть, по-другому или вовсе перпендикулярно.

      Я честно предупреждал, что на умные вопросы ответа не знаю.

      И, наконец «парод» – это не приятель «пародии». Так назывался проход на орхестру между амфитеатром и зданием скены, по которому вступал хор, и так же называлась в древних комедиях и трагедиях первая вступительная песнь. Так что по-нашему, попросту – это «въезд». А для тех, кто «въехал» -

      ЭПИСОДИЙ ПЕРВЫЙ

      Строфа 1

      Стеклышки сдвинулись.

      Возвращаться сюда приятно, потому что отсюда легко уходить.

      И просыпаться приятно не на жарких шкурах в шатре Варланда и уж тем более не на соломенном тюфяке в казарме гладиаторов, а в просторной светлой комнате. И не от полночного воя волкодлаков, пронзительного визга нетопырей или хриплого баса децима Беляша, а просто потому, что спать больше не хочется.

      Выспался до упора.

      Но можно еще поваляться и лениво поразмышлять, стоит ли явиться в Институт вовремя или, по неписаному закону понедельника, часам к одиннадцати.

      Размышлять,