Грозное дело. Сергей Булыга

назвал себя и сказал, что будет говорить как на духу. Трофим посмотрел на Сеньку. Сенька быстро ушёл за угол. Было слышно, как за ним закрылась дверь в остужную.

      – В хомут? – услужливо спросил Ефрем.

      – Рано ещё, – сказал Трофим, глянул рынде в самые глаза и строгим голосом велел: – Рассказывай пока что вольно.

      – А что рассказывать? – испуганно ответил рында. – Мы стояли при дверях. Пришёл царь-государь с царевичем. Стоим. Приходит Ададуров, называет слово. Мы его впускаем. А как было не впустить? Он и вошёл к царю. Он и раньше туда часто вхаживал. Стоим…

      – А слышно было что-нибудь? – спросил Трофим.

      – Нет. Ничего. Там дверь на войлоке.

      Трофим подумал, согласно кивнул. Рында, осмелев, продолжил:

      – Стоим. Служим. Ададуров вышел. И ушёл.

      – Как он ушёл? – спросил Трофим. – Какой был из себя? Крови на нём не было? Глаза не бегали? Сам не запыхавшийся был?

      Рында подумал и сказал:

      – Он злой был, Ададуров. Красный. Даже вот так: закрыл дверь, сплюнул, шапку надел и ушёл.

      Трофим посмотрел на Клима. Клим усмехнулся и сказал:

      – Это ему войска в Псков не дали.

      – Что? – строго спросил Трофим. – А ты откуда это знаешь?

      – Ай! – ответил Клим. – Не придирайся. Да и не наше это дело, а посольское. Это уже пусть Зюзин с Ададурова спрашивает, почему тот от царя выходил и плевался. Какая свинья!

      – Ладно, – не стал спорить Трофим. – Пусть так. – И снова обратился к рынде: – И вот Ададуров плюнул и ушёл…

      – И ещё растёр! – прибавил рында. – И уже только после ушёл.

      – А дальше было что? – спросил Трофим. – Не возвращался Ададуров?

      – Нет. А после Савва-истопник как выскочит да как начнёт орать!

      – Так он что, там давно сидел? Он туда ещё до Ададурова вошёл, так, что ли?

      Рында подумал и ответил:

      – Вряд ли.

      – Тогда он когда туда вошёл?

      – Не знаю, – честно сказал рында. Покосился на Ефрема и опять сказал, уже с надрывом: – Не знаю! Он же туда-сюда всё время ходит. А если зябкий день, так царь его так и гоняет топить и топить!

      – А в тот день гонял?

      – В тот не помню.

      – Пётр! – строго сказал Трофим. – Подумай! Вспоминай, пока не поздно. На дыбе будет трудней вспоминать.

      Рында молчал, стрелял глазами.

      – Ну! – грозно велел Трофим.

      Ефрем схватил рынду и начал крутить ему руки. Рында не выдержал и не своим, визгливым голосом воскликнул:

      – Откуда я знаю?! Может, он в другую дверь вошёл, а в нашу вышел!

      – В какую другую?!

      – С другой стороны!

      – Где с другой? Что за дверь?

      – Э! Э! Э! – зачастил Клим. – Петька! Одумайся! Чего молотишь?! На кол сядешь! – И уже сунулся к рынде…

      Но Трофим схватил его и оттащил, сам повернулся к рынде, взял его за подбородок и выкрикнул:

      – Молчать всем, суки!

      Все затихли. Трофим медленно, едва не по складам спросил:

      – Какая