Путина, ВБН… Сборник рассказов. Игорь Горев

фигуру друга, темнеющую на пригорке.

      – Так, тебе хватит. Пойдём, я тебя домой отведу.

      Егор хмыкнул довольно.

      – Как маленького. Ну, пойдём, братишка.

      У дома Егор в нерешительности упёрся.

      – Постой.

      – Ты чего. Вон уже и дом твой, в окнах свет, кажись, тебя дожидаются. Точно. И мне уже пора, дома батя опять ругаться станет.

      – Батя? Постой, братишка. Батя?

      Егор, который до этого послушно опирался на плечо друга, высвободился и решительно повернулся в сторону тёмной глыбы храма на противоположной стороне улицы.

      – В храм хочу. Может там мне ответят, кто меня исполосовал, живого.

      – Ты достал, Егор. Кто там тебе сейчас ответит. Храм-то на замке.

      – Как на замке? Кто же храм-то и на замок?

      – Батя твой. Так положено, наверное. Воры всякие.

      – Какие воры, Лёха. У меня вот тут всё болит, и я хочу в храм. Там мне завсегда хорошо было. Тихо, мирно, лучики под куполом. А кресты, Лёха, что над маковкой, мне всегда птицами казались. Засмотрюсь и мнится, что летят они. И так хорошо становилось.

      Егор запрокинул голову и чуть не опрокинулся навзничь. Хорошо Лёшка был рядом.

      – Какой храм тебе, какие птицы, ты на ногах еле стоишь.

      – Хочу в храм!

      – Горе прямо с тобой. Ну пошли.

      Поддерживая один другого, они поднялись по широким ступенькам.

      – И верно – заперт. И замок такой – добротный. Узнаю батю, всё у него вот так – по-хозяйски. С амбарными замками. А если мне надо ночью? Если вот душа ноет? Тогда как, братишка?

      – Утром.

      – Утром? Утром не так темно, – Егор насупился и кисло дыхнул прямо в лицо Лёшке.

      – Фу, ты от тебя несёт. Будет мне на орехи и от твоего бати и от моего.

      – Будет, – по-доброму заулыбался Егор, – от тебя ведь тоже не «шанелью» несёт. – Егор прислонился лбом к двери храма. – Батя, батя, зачем ты храм запер для меня. Мне так плохо сейчас. Так…

      Чуть ли падая на каждой ступеньке, Егор каким-то расхлёстанным движением ринулся вниз. Лёшка даже икнуть не успел, как тот оказался возле берёзки, согнулся, опираясь рукой о белый ствол, и начал рыгать, содрогаясь всем телом, как будто хотел извергнуть из себя нечто большое неудобоваримое.

      – Егор! Ты чего это! Храм же!

      – Да ну его – он заперт.

      Прислонив друга к калитке, Лёшка как мог, быстро ретировался, шепнув на прощание:

      – Ты давай сам тут, а я домой. Тоже достанется.

      Мать так и осталась стоять под образами, молитвенно сжимая ладони. Отец привстал из-за стола, долгим взглядом изучал сына, потом снова водрузил массивное тело на стул. От чего тот заскрипел.

      – Явился. Так-так. Мать, погляди на него. А воняет как. Словно из преисподней явился. Фу.

      – Чего фу? А может я и впрямь из преисподней?

      – Не богохульствуй! В доме моём, – уже тише прибавил отец, сверкнув на сына из-под бровей.

      – Батя, а чего храм-то заперт?

      – А что?

      – Так