Четверо Благочестивых. Золотой жук (сборник). Эдгар Уоллес

работающего Тери. Объяснялось это тем, что Леону Гонзалесу, ученому и физиономисту (его перевод «Theologi Physiognomia Humana»[27] Леквеция на сегодняшний день считается лучшим), казалось невероятным видеть, что в одном человеке могут уживаться преступник и старательный работник.

      Через какое-то время Тери завершил работу.

      – Ну вот, все готово, – с удовлетворенной усмешкой объявил он. Дайте мне вашего министра, позвольте мне с ним поговорить, и через минуту он отдаст Богу душу.

      Лицо его, и без того малоприятное, теперь выглядело демоническим. Он был похож на огромного испанского быка, почувствовавшего запах крови.

      Тем более странным казалось спокойствие остальных. Ни один мускул не дрогнул на их лицах. В глазах – ни торжества, ни сожаления… Лишь необъяснимое нечто, которое появляется на непреклонном лике судьи, когда он зачитывает суровый приговор. Тери увидел эти взгляды и весь похолодел.

      Он выставил вперед руки, как будто защищаясь.

      – Хватит! Прекратите! – вскрикнул он. – Не смотрите так, ради всего святого… Не надо, не надо! – трясущимися руками он закрыл лицо.

      – Как не смотреть, Тери? – вполголоса спросил Леон.

      Тери помотал головой.

      – Не знаю… Как судья в Гранаде, когда… Когда он объявляет: «Да свершится правосудие!»

      – Если мы смотрим так, – сухо произнес Манфред, – это потому, что мы и есть судьи. И не только судьи, но и исполнители приговора.

      – Я думал, вам моя работа понравится, – проныл Тери.

      – Вы прекрасно справились, – ровным голосом сказал Манфред.

      – Bueno, bueno![28] – эхом повторили остальные.

      – Будем молиться, чтобы нам повезло, – торжественно произнес Манфред, и Тери удивленно уставился на этого странного человека.

      Днем суперинтендант Фалмут доложил комиссару столичной полиции, что все готово для защиты министра.

      – В сорок четвертом доме на Даунинг-стрит полно наших людей, – сказал он. – Почти в каждой комнате дежурит кто-то из моих молодцов. На крыше – четверо лучших людей, посты расставлены в подвале и на кухне.

      – Слуг проверили? – спросил комиссар.

      – Сэр Филипп привез своих людей из деревни, но сейчас в доме нет ни одного человека, начиная с его личного секретаря и заканчивая швейцаром, чью биографию я бы не знал как свою собственную.

      – Все-таки душа у меня не на месте, – озабоченно вздохнул комиссар. – Только бы завтрашний день пережить… Каковы были ваши последние распоряжении?

      – После прибытия сэра Филиппа я ничего не менял, сэр. Завтра до половины девятого он будет оставаться в доме, в девять он должен быть в парламенте, чтобы начать чтение законопроекта. Возвращается в одиннадцать.

      – Я приказал перекрыть движение по набережной с без четверти девять до девяти пятнадцати. То же самое в одиннадцать, – сказал глава полиции. – От Даунинг-стрит до здания парламента поедут четыре экипажа, сэр Филипп будет следовать сразу за ними в автомобиле.

      Неожиданно

27

«Теологическая физиогномика человека» (лат.).

28

Прекрасно, прекрасно! (Исп.)