Коронатор. Симона Вилар

красива, – отметила она. – Но отчего же ни красота, ни богатство, ни власть не изгонят тоску из моей души?»

      Она опустилась на бархатный пуф и глубоко вздохнула. В покоях пахло духами и притираниями, а еще розовой эссенцией, которую добавляли в воду для купания. Запахи были густые, тяжелые, и от них голова шла кругом.

      За спиной принцессы появилась высокая фигура ее камеристки Сьюзен Баттерфилд. Эта чрезмерно угодливая особа, походившая на овцу, была дальней родственницей Невилей.

      – Ах, ваше высочество, вы просто восхитительны! Серый бархат придает вашим глазам изумительную яркость, они сверкают, как изумруды. Однако вы немного бледны. Не желаете ли наложить немного румян?

      Сьюзен подала серебряную коробочку филигранной работы – подобие маленькой раки для мощей. Анна последовала ее совету и коснулась кисточкой щек. Ее лицо сразу ожило. Кто бы сейчас мог подумать, что эту юную женщину гложет тоска?

      Неподалеку от принцессы на резной скамеечке сидела ее молоденькая фрейлина Бланш Уэд, перебирая струны лютни и напевая веселую французскую песенку графини де Диа[30]:

      Мне любовь дарит отраду,

      Чтобы звонче пела я.

      Я заботу и досаду

      Прочь гоню, мои друзья!

      Леди Бланш всегда пребывала в отличном расположении духа и не расставалась с лютней. Анне она нравилась, но суровая статс-дама Грейс Блаун считала ее непростительно легкомысленной и не раз выговаривала ей, так что Анне приходилось заступаться за свою любимицу, чей веселый голосок разгонял ее меланхолию.

      Вот и сейчас, когда строгая статс-дама заворчала на бедняжку Бланш, требуя, чтобы та занялась ногтями принцессы, Анна остановила ее жестом и сказала:

      – Дорогая леди Блаун, оставьте Бланш в покое. С этой обязанностью вы справляетесь намного лучше. А юная Уэд пусть напевает.

      Девушка тут же ударила по струнам:

      Злобный ропот ваш не стих,

      Но глушить мой смелый стих –

      Лишь напрасная затея:

      О своей пою весне я!

      Тучная Грейс Блаун опустилась возле принцессы на складной стул и молча принялась полировать ее ногти. Рогатый головной убор статс-дамы подрагивал от усердия, но Анна знала, что эта женщина ненавидит ее и проявляет усердие лишь по долголетней привычке покоряться Ланкастерам. Да и эта овечка леди Сьюзен, что хлопочет сейчас за ее спиной и старается придать своему голосу медовую сладость, на самом деле властная особа, она жестока с младшей прислугой и мечтает лишь о том, чтобы приобрести как можно большее влияние при дворе.

      – Ах, моя принцесса, какие у вас волосы! Этот каштановый отлив я замечала лишь у соболя. Густые, пышные и гладкие, словно грива породистой лошади!

      Анна поморщилась. Это сравнение не слишком ей понравилось, хотя своими волосами она действительно гордилась.

      В этот момент дверь распахнулась и появилась Дебора Шенли. Она шла настолько торопливо, что едва не оттолкнула дежурившего

30

Куртуазная поэтесса конца XII века.