Обрученная с Розой. Симона Вилар

Это безумие. Анна здесь… Неужели вы думаете, что Ричард, с его проницательностью, не приставил соглядатаев и к моему дому? Ему немедленно доложат.

      – Ваше преосвященство, велите ее позвать, а затем мы все обсудим.

      В голосе аббата звучала уверенность. Джордж Невиль какое-то время смотрел на него, а затем хлопнул в ладоши. Когда явился слуга, аббат о чем-то негромко переговорил с ним, и тот поспешно вышел.

      В зале библиотеки повисла тишина. Епископ продолжал расхаживать, нервно перебирая янтарные четки. Ингильрам, придвинув табурет поближе к камину, щурился на огонь.

      Скрипнула дверь. Невиль резко оглянулся: через порог легко переступил худощавый паренек. Пальцы его рук были небрежно засунуты за пояс, он негромко насвистывал, но, увидев епископа, смутился и поспешил отдать поклон.

      Епископ недоуменно взглянул на аббата. Ингильрам удовлетворенно улыбался.

      – Дядюшка! – негромко сказал паренек. – Дядюшка, разве вы меня не признали?

      Джордж Невиль онемел. Перед ним стояла Анна. Дочь великого Уорвика в одежде мальчишки! Узкие черные штаны обтягивали ее ноги, на девушке был простой кафтан из серого сукна и зубчатое оплечье с капюшоном, длинный конец которого спускался сзади почти до пояса.

      – Дядюшка, это же я, Анна!

      Епископ долго вглядывался в эти слегка оттянутые к вискам зеленые глаза. Такие же глаза были и у его брата, Делателя Королей. Да и у него самого. Зеленые кошачьи глаза Невилей…

      Анна приблизилась.

      – Deus faciat salvam benignitatem[39], – промолвила она на прекрасной латыни.

      – In saecula saeculorum[40], – как завороженный, ответил Джордж Невиль.

      – Amen.

      Анна коснулась губами перстня епископа. Затем выпрямилась и безудержно расхохоталась.

      – Ну же, дядюшка, опомнитесь! Это я, та девочка, которую вы когда-то учили грамоте и бранили за отсутствие христианского смирения.

      – Я и сейчас побранил бы вас за это, Анна! Разве не известно вам, девице, что для женщины великий грех – носить штаны и шапку? Бог создал вас женщиной, а вы, вопреки Его воле, стремитесь принять мужской облик. Это сущая ересь и противно церковным законам.

      – Увы, дядюшка, confiteor[41]. Но, видит Бог, иного выхода не было. Отец Бенедикт раздобыл для меня этот наряд, и в нем я беспрепятственно проникла к аббату Ингильраму. Более того, я даже повздорила с одним из слуг Глостера, пообещавшим отрезать уши мне, то есть той самой Анне Невиль, которую разыскивают по всей округе и которую Ричард-горбун избрал себе в супруги.

      Тут глаза девушки потемнели.

      – Простите, ваше преосвященство, но мне не обойтись без вашей помощи.

      – Я слушаю тебя, дитя мое.

      Анна опустилась на стул у камина и отбросила капюшон. Епископ перекрестился, ибо волосы девушки были коротко обрезаны, едва прикрывая уши и длинной челкой ложась до бровей.

      Перехватив взгляд епископа, Анна улыбнулась.

      – Не гневайтесь, дядюшка. Если бы у меня был иной выход…

39

Да ниспошлет Господь благословения вашей милости (лат.).

40

Во веки веков (лат.).

41

Каюсь (лат.).