Московский Джокер. Александр Морозов

Дело в том, что Мартина Марло действительно нет в живых. Давайте займемся вот чем. Постарайтесь как можно точнее все припомнить, и расскажите, когда именно и где вы в первый или второй раз услышали о смерти Мартина Марло.

      3

      Очнулся от боли. Или очнулся и почувствовал боль. Какая, к такой-то, разница? Он лежал на ковре, прямо посередине огромной гостиной, залитой кремовым светом заходящего за высотное здание солнца, еще интенсивнее подкрашенного громадными шелковыми занавесями.

      Ощупал затылок. Так, кровь пошла, но немного. Уже и подсохло почти. Негромко охнув, приподнялся сначала на четвереньки, добрался в этой позиции до пузатого, красного дерева, буфета и, уже подтягиваясь за него, встал на ноги.

      Помотал головой. Если и сотрясение мозга, то пустяковое. Выходит, молодец «хорёк», не изуродовал. Выходит все-таки классический метод проникновения в квартиру. Без вышибания дверей и тем более без мокрухи.

      Оглушил входящего, втащил его, зашел сам, сделал, что нужно, и ушел. А вот что ему было нужно?

      Мартин Марло – вон он, лежит на диване, в противоположном углу. Неестественность позы и каменная ее неподвижность ясно говорят, что лежит он мертвый. Нечего и подходить.

      Может быть, «хорёк» его и пришил? Нет уж, не в склад, не в лад. Ему позвонили два часа назад – ну, может быть, плюс самое большее пятнадцать минут, которые он валялся на ковре, по солнцу видно, что не больше, – и неопознанный им, не представившийся мужской голос сказал: «Марло убили. Поезжай к нему. Если хочешь узнать, кто да что, действуй по обстоятельствам».

      Он, конечно, сразу перезвонил Мартину. Никто не ответил. Да он и без этого сразу понял, что все так и есть.

      Так дела не делаются. В том смысле, что просто так не звонят и такие вещи не говорят.

      Марло могли убить из-за женщины. Он влезал в любую компанию, пикировал на нее и приземлялся внезапно и плотно, как Скайхок на палубу авианосца. Он лез прямо под линию декольте, и не всегда только глазами, таким дивам, которым он не мог оплатить четверть ремешка от их редикюля. И что самое смешное, делал это в присутствии тех, кто платил за них все. И что еще смешнее, бывал бит, но никому не удавалось нанести ему тяжкое увечье.

      Да, в некоторые вечера из-за баб его могли пришибить десять раз в течение десяти минут. Но все-таки этого не случилось в течение двадцати лет.

      И вообще, все это было всего лишь леностью мысли. Всякие подобные банальности, спокойные и необязательные, отменялись самим фактом вот этого самого звонка. Сообщения. Ибо почему позвонили именно ему?

      Ведь он знал Марло не так уж и близко. А потом вообще, почему надо кому-то звонить и что-то сообщать? Это вам что, террористический акт в Бейруте или Белфасте, где непременно кто-то берет на себя ответственность?

      Марло мертв, но жизнь не кончается, и следующим ходом кто-то посчитал, что необходимо подключить его к этому делу. А следующий ход бывает только в игре. Значит, это игра. И убийство здесь вовсе не обязательно кульминация или соль всего дела.

      Он долго – минут двадцать – размышлял, стоит ли кому-нибудь