Островский в Берендеевке. Виктор Бочков

Шателен, вспоминала, что в конце XIX века там находились рига, овин, открытый ток и навес для молотилки, приводимой в движение четырьмя лошадьми. Тут же стояла веялка с ручным приводом. А несколько восточнее виднелись три ямы от прежних строений, совсем старые, заросшие высокой травой и крапивой, – над ними выросли дикие яблони.

      В 1960-х годах марковский колхоз имени А. Н. Островского построил на территории прежней риги, снесенной окончательно лет за сорок до этого, большой деревянный склад минеральных удобрений под шиферной крышей, отчетливо просматривающийся, особенно в зимнее время, из окон антресольного этажа и северной гостиной мемориального дома. Однако поставлен склад перпендикулярно нынешней «прогулочной аллее», рига же была развернута параллельно ей. Так что теперь ничто там не напоминает места, где разыгралась одна из самых горьких трагедий щелыковской жизни великого драматурга.

      Заречная слободка Берендеевка

      В ближайших окрестностях Щелыкова немало очаровывающих, запоминающихся мест: Субботин луг, Красный обрыв, Ярилина долина, Стрелка. И еще – любимые Бережки…

Путь в Бережки

      От сельца Щелыкова до селения Николо-Бережки всего около полутора верст. Когда Александру Николаевичу случалось проходить такое невеликое расстояние, он обычно его и не замечал – столь живописна была сама дорога, так откровенно приоткрывала там прохожему человеку свои укромные уголки природа. Извилистая Куекша с ее плесами, чистый и звонкий сосняк, глубокие таинственные овраги, гремучий ручеек… Все волновало, все хватало за душу…

      …С приснопамятной зимы 1853 года, с внезапных похорон отца. Он получил известие о тяжелой болезни Николая Федоровича в Петербурге, где готовилась к постановке в императорском Александрийском театре, где еще ни разу не ставились его пьесы, комедия «Не в свои сани не садись». Бросил все, уехал. Тогда он, как ни торопился, попал в Щелыково только к похоронам, усталый с дороги, шел за санями с гробом отца по засыпанной снегом тропе, сильно горевал. И все-таки навсегда врезались в память увиденные единый раз в жизни не зелеными, а белыми Бережки, утонувшие в пушистых сугробах. Через двадцать лет Островский в «Снегурочке» воссоздал февральский пейзаж окрест погоста: «Направо кусты и редкий безлистный березник; налево сплошной частый лес больших сосен и елей с сучьями, повисшими от тяжести снега; в глубине, под горой, река». Если стоять у могилы отца лицом на запад, так все и есть: березник – фомицынский перелесок, на Красном обрыве – сосны, впереди под горой – Куекша. Настроение тогда, понятно, было тяжелым, удрученным, и виденное вокруг представлялось пасмурным и нерадостным. И отца, и землю равно покрыл саван.

      Печальный вид: под снежной пеленою.

      Лишенные живых веселых красок.

      Лишенные плодотворящей силы,

      Лежат поля остылые. В оковах

      Игривые ручьи, в тиши полночи

      Не слышно их стеклянного журчанья.

      Леса стоят безмолвны, под снегами

      Опущены