День повелителя пираний. Эдуард Веркин

Кто?

      – Миноги. Это такие… Ну, что-то вроде водных змей. Они набрасываются на рыбу, присасываются к ней и высасывают всю, до костей.

      Тоска брезгливо поморщилась.

      – Буханкин не выглядел высосанным, – сказала она. – Он выглядел цветущим, даже несмотря на повреждения…

      – Его даже миноги жрать не захотели, – пожал плечами я. – Миноги не жрут тарелочников, от тарелочников заворот кишок случается. На крайний случай большого голода они могут употребить экстрасенса или лозоходца…

      – Понятно.

      – Правда, такие миноги у нас не водятся, которые лозоходцев жрут. Так что миноги отпадают. Можно предположить, что это медузы. Некоторые виды вырывают специальными крючьями мясо из своих жертв, остаются мелкие, но очень болезненные следы. Медузы у нас, конечно, тоже не водятся, но их могло вполне занести сюда смерчем.

      Я указал пальцем вверх.

      – В последнее время не было смерчей, – сказала Тоска.

      – Правильно. К тому же медузы не живут в пресной воде. Так что медузы – не наши клиенты. Пиявки… Пиявки присасываются и разрезают кожу, а не выкусывают куски мяса. Если бы на самом деле касатки… Хотя ни микрокасатки, ни микроакулы не подходят.

      – Почему?

      – И те и другие не выкусывают мясо. Они скорее вцепляются и отрывают. Для того чтобы выкусывать, челюсти должны быть устроены примерно так.

      Я сложил кисти рук и продемонстрировал, как приблизительно должны быть устроены челюсти.

      – Они должны быть маленькие и мощные, челюсти эти…

      – Кто же это может быть?

      – У меня есть идея, конечно…

      – У меня тоже. Это, наверное…

      Но я приложил палец к губам. Тоска замолчала.

      – Об этом мы спросим потерпевшего. Я думаю, ему уже сделали все полагающиеся процедуры, я думаю, что он бодр и готов с нами побеседовать. Думаю, апельсины мы ему покупать не будем, не сдохнет…

      Дверь хлопнула, и на крыльце появился Буханкин. Выглядел он неважно. Весь был заклеен маленькими кусочками пластыря и поэтому походил на мухомор. Впрочем, жизнерадостности Буханкин не растерял. Он весело сбежал по ступеням, киданул шишкой в белку-попрошайку, почесался, увидел нас.

      Помрачнел.

      Мы поднялись и не спеша направились к главному областному чудаку. Буханкин с независимым видом отошел и уселся на длинную скамейку, рядом с вечнобольными последние сто пятьдесят лет старушками. Мы тоже устроились со старушками, правда с другими, на скамейке напротив.

      – Чего надо? – неприветливо спросил Буханкин.

      – Ты нам ничего не хочешь сказать? – осведомился я.

      – Хочу. Но здесь присутствуют дамы преклонного возраста, поэтому ничего говорить я вам не буду.

      Старушки заинтригованно перестали обсуждать свои недуги.

      Я спросил:

      – А не скажете ли вы, дорогой мой космический господин, что вы делали сегодня примерно в два часа дня недалеко от городского пляжа? Да еще и с острогой?

      – Рыбу удил, – спокойно ответил Буханкин. – А что, рыбу у нас удить запрещено?

      –