Взорвать Манхэттен. Андрей Молчанов

иностранного соратника.

      Лично мне топать в горы без надобности, а тем более перекочевывать с плохими ребятами в недружественную на сей исторический момент Грузию. Сослаться на неважное самочувствие? Можно, но согласятся ли боевики на то, чтобы оставить меня в селении? Если Томас Левинтон – потенциальный источник серьезной информации, то такой подарок российским спецслужбам никто не преподнесет. Значит, дело пахнет ликвидацией.

      Вспомнились мои неприятности из той, теперь далекой и, как показалось, уже невозвратимой жизни. Вот уж – действительно: от медведя пятился, на волка нарвался… Как выкрутиться?

      Додумать я не успел: вновь растворилась дверь, и в щель ее просунулась очередная бородатая рожа. На сей раз борода была рыжей.

      Увидев меня, стойко державшегося на ногах, рожа расплылась в одобрительной усмешке, а затем в комнату вошел подтянутый рослый парень.

      Кивнув на меня, произнес нечто вопросительное в сторону соотечественника, и тот утвердительно промычал. Как понимаю, речь шла о моем самочувствии, идущем на поправку.

      После чечены озабоченно пошушукались, и рыжебородый, судя по повадкам, главный, сказал, обращаясь ко мне:

      – Русаки близко, тебе надо есть, пить, и – уходим. Одежду сейчас принесут.

      Я присел на кровать, ощущая неуемную дрожь в ногах. Ходок из меня был неважный. Во всех смыслах. Пару деньков мне точно следовало бы отваляться в постели.

      Будто отгадав мои мысли, бородачи коротко и сумрачно переглянулись. Их взгляды подтвердили мои наихудшие опасения: оставлять меня здесь живым они не собирались.

      Я через силу улыбнулся. Спросил насмешливо и надменно:

      – Еда где?

      – Сейчас…

      Боевики вышли из комнаты. Я кожей чувствовал, что их первоначальная доброжелательность сменилась иными чувствами. То ли я вызвал подозрения самой своей личностью, то ли их озаботило, способен ли я вынести предстоящий переход?

      Следом в комнате появились две молчаливые женщины неопределенного возраста; в сереньких платьицах, платках, с одинаково невыразительными лицами.

      Одна из них принесла одежду, положив ее на стул, другая – пластиковый поднос с едой, поставив его на стол.

      Не проронив ни слова и ни разу не взглянув в мою сторону, женщины вышли.

      Первым делом я решил подзаправиться. И было чем: огромное блюдо с горячей постной бараниной, усыпанной зеленым и репчатым луком; свежие молодые огурчики и – теплый белый хлеб домашней выпечки.

      Запив обильную трапезу горячим крепким чаем, я принялся одеваться. И, едва зашнуровал ботинки, в комнату вновь шагнули знакомые бородачи.

      – Хорошо поел?

      – Спасибо, – ответил я по-английски, исподлобья глядя на них.

      – Гут, гут, – усмехнувшись, произнес рыжебородый. – Готов идти?

      – Ноу проблем, – ответил я.

      Такой ответ боевикам понравился. Выжидающая напряженность их лиц смягчилась.

      – Паспорт? – спросил я.

      Порывшись