Война маленького человека. Ирина Малышко

когда я поехала к маме на дачу. Дорога проходила через блокпост. Еще пару недель назад его не было. И стояли на блокпосту уже не местные 16-летние пацаны с георгиевскими ленточками и флагами ДНР, одетые в спортивные штаны и балаклавы, как когда-то на бутафорских баррикадах из шин. Это были профессиональные военные с ненашенскими лицами и ваххабитскими бородами, а блокпост был с противотанковыми ежами.

      Наш совсем мирный пригородный автобусик, в котором ехали бабки с ведрами, селяне (так моя мама уважительно называет сельских жителей) со своими курицами и петухами, на блокпосту проверяли люди с автоматами. По внешнему виду они были явными чужаками в этом краю. В Москве такой тип внешности называли «лицами кавказской национальности». Это были уже не улыбающиеся златозубой улыбкой дядьки. Когда на тебя направляют автомат, реальность происходящего осознается намного быстрее.

      В автобусе все обсуждали происходящие события. «Нужно слушать только российское телевидение, украинское все врет», – сказала одна из женщин. Украинское видеть было в принципе и негде. На даче, как и в Донецке, принималось практически одно российское телевидение плюс телевидение ДНР. Я по просьбе мамы поймала приемником украинский «Промiнь» – услышав звуки украинской речи, мама расплакалась. Я понимала ее чувства, это было очень непросто, когда у тебя отнимают родину.

      К нам на огонек зашла соседка. Она, как и многие здесь, была за ДНР. Мама у нее спросила: «А как вы будете жить в Донецкой республике?» Соседка в ответ: «Вон у Ахметова сколько миллиардов, заберем и будем жить…»

      Через деревню, в которой находилась наша дача, в сторону Донецка прошла колонна танков под украинскими флагами, через какое-то время она вернулась обратно. Все местные селяне испуганно наблюдали за этими военными телодвижениями, ничего не понимая.

      Позднее неподалеку от деревни появился еще один блокпост – украинский. Рядом с дорогой был вкопан танк, его охраняли пятеро солдат. Мама, проезжая мимо автобусом, увидела их, сквозь слезы мне потом рассказывала: «Мальчики, совсем молоденькие, сами себе на костре еду готовят».

      Это было только начало, мы еще не знали, сколько слез нам всем предстоит выплакать.

      Я хорошо помню день начала военных действий. Я была дома, работала. Где-то высоко над головой слышался шум двигателей. Я помню свой пост в Facebook’e: «Надеюсь, это НАШИ самолеты». Мой дом был расположен достаточно близко к району аэропорта, и взрывы, раздававшиеся там, были хорошо слышны. Днем мне надо было по делам в город. Город был пуст, но «Зеленстрой» как всегда исправно поливал и пропалывал газоны. Я даже собиралась пойти на йогу, но троллейбус шел только до середины пути. Водитель сказал: «Дальше не едем. На железнодорожном вокзале война». Я пошла пешком. Только что закончился дождь. Асфальт был мокрый. Вдали гремели взрывы. Их можно было перепутать с грозой. Я проходила мимо ставка. Рыбаки спокойно, как ни в чем не бывало, ловили рыбу. Донецкий сюрреализм только начинался.

      Свет был, интернет