Карибский брак. Элис Хоффман

отвергая ее, я заражаюсь ее злобой и зеленой тоской. Ожесточение было непримиримым, и чем сильнее оно становилось, тем больше я походила на маму. Оно одновременно придавало мне сил и истощало.

      Мама бросила на меня проницательный взгляд.

      – Надеюсь, у тебя будет когда-нибудь ребенок, который оскорбит тебя так же, как ты меня, – произнесла она как проклятие.

      С тех пор она делала вид, что не замечает меня, кроме тех случаев, когда надо было дать мне какое-нибудь поручение или сделать замечание насчет моей внешности или поведения. Возможно, она была так холодна со мной потому, что потеряла ребенка, родившегося через девять месяцев после меня. Это был мальчик. Она хотела подарить папе сына – может быть, надеялась, что тогда он будет любить ее больше. Я часто думала, что она, наверное, предпочла бы, чтобы из двоих детей умерла я, а не он.

      Il était une fois un Roi et une Reine, qui étaient si fâchés de n’avoir point d’enfants, si fâchés qu’on ne saurait dire.

      Жили-были король с королевой, которые страшно жалели, что у них нет детей, – так жалели, что невозможно выразить словами.

      Отец справился с потерей и любил меня, но мама была безутешна. Она заперлась и не хотела видеть ни его, ни меня. Когда она вернулась в более или менее нормальное состояние и вновь взялась за хозяйство, папа уже перестал приходить домой к ужину и появлялся лишь к ночи. Тогда-то мама и начала плакать по ночам. Я отчасти догадывалась, что папа в каком-то глубоком смысле отдалился от нас, но не вполне понимала его. Я виделась с ним только в библиотеке и очень любила их обоих – папу и библиотеку, – одинаково горячо и без всяких сомнений.

      Подобно тому, как Перро просил знакомых дам пересказывать ему истории, которые они слышали от своих бабушек, так и я начала расспрашивать старух на рынке и записывать их рассказы о чудесах, встречающихся только на нашем острове, а также собственные впечатления об удивительных вещах, увиденных мною. Я решила собирать эти истории, пока живу тут в плену: когда я поеду во Францию, у меня накопятся десятки таких фантастических сюжетов, что людям будет трудно в них поверить. В нашем мире когда-то жили пираты, имевшие больше дюжины жен, здесь находили раковины, в глубине которых крылись жемчужины, здесь водились попугаи, умевшие говорить на четырех языках, птицы высотой с человека, танцевавшие друг с другом на болотах, а также черепахи, откладывавшие на берегу яйца в одну-единственную ночь в году. Мы с Жестиной ходили туда в сумерки и смотрели, как весь берег заполняется этими неуклюжими существами, которые были так поглощены выполнением привычной для них задачи, что не различали нас в общей массе. Мы были девочки-черепахи. Если бы мы жили в сказке, у нас выросли бы лапы с когтями и панцирь, но мы лишь молча наблюдали за ними в наступающей темноте. Фонарь нельзя было зажигать, потому что черепахи ползли к луне, и для них любой круглый светильник – луна, даже если кто-то держал его в руке.

      Я утащила из лавки отца синий блокнот с тонкой бумагой, изданный в Париже. Если даже пропажу кто-то и заметил, мне никто ничего не сказал. Правда, мистер Энрике, красивый суровый человек, служивший у моего отца, стал после этого смотреть на меня по-другому. Первая история, записанная мною со слов