Вопросы борьбы в русской истории. Логика намерений и логика обстоятельств. Андрей Фурсов

отношений и любых других дисциплин объективно вскрывает такие формы деятельности, которые хозяева современного мира предпочли бы держать в секрете – по «принципу Гэндальфа» ("keep it safe and keep it secret"), а следовательно, сама конспирология – это информационное (научное) поле борьбы, и во многом именно поэтому ей отказывают в праве на существование, стремятся дискредитировать в принципе, в том числе и ложной (или контр-) конспирологией, – на войне как на войне.

      Конечно, согласно обычным представлениям заговор не ассоциируется с чем-то очень масштабным и длительным, по крайней мере по сравнению и на фоне истории как стихии широкомасштабных массовых процессов, как поля действия крупных структур. На самом деле это не так – пример Коминтерна (и не он один) тому подтверждение. В этом плане интересен и показателен заочный спор между двумя русскими – Александром Грибоедовым и Владимиром Ульяновым-Лениным.

      В начале XIX в. автор «Горя от ума» заметил по поводу будущих декабристов: «Сто человек прапорщиков хотят изменить весь государственный быт России!». Грибоедов ясно даёт понять: заговор – не то средство, которое может изменить систему. Простой захват власти – сколько угодно, как это неоднократно происходило повсюду в мире, включая и Россию «эпохи дворцовых переворотов» (1725, 1730, 1740, 1762, 1801 гг.) плюс «генеральная репетиция» – стрелецкий бунт 1682 г. А вот кардинальное изменение хода истории страны или мира (великие революции, войны) – с'est ип реи trop, это слишком, не получится. Грибоедов оказался прав: у декабристов не получилось.

      В начале XX в. Ленин, словно в ответ Грибоедову, произнёс не менее знаменитую русскую фразу: «Дайте нам организацию революционеров – и мы перевернём Россию». И оказался прав: у него получилось. Разумеется, ситуация начала XX в. в корне отличалась от таковой XIX в. – русское общество было иным, социальные противоречия были намного глубже и острее, шла война, в свержении царского правительства и ликвидации самодержавия были заинтересованы многие силы как в русской, так и в мировой верхушке. Всё так. Но для нас в данном случае важно другое – зафиксировать заговор как регулярный политикоэкономический феномен, как норму, но норму скрытую, которую стремятся всеми силами замолчать, «не заметить» или, на худой конец, представить в качестве некоего отклонения. Из исторического процесса, который есть единство явного и тайного, последнее изгоняется, стирается, и уже сам анализ этого стирания – его причин, механизма, агентов и последствий – может порой объяснить намного больше, чем исследование явного. Ещё лучше – комбинация первого и второго.

      Само по себе количественное измерение заговора (с одной стороны – небольшая, пусть весьма влиятельная и обладающая мощными ресурсами группа, с другой – группа, общество или даже весь мир) на самом деле ничего не говорит и не может служить антиконспирологическим аргументом: мир – понятие не количественное, а качественное, любил говорить Эйнштейн. Разве кучка вооружённых конкистадоров была слабее