Его след. Кристофер Прист

>Кабинет приютился в мансарде под скатами крыши, и повсюду ощущалось присутствие ушедшего хозяина. Прошло двадцать лет с тех пор, как она последний раз здесь побывала, а все оставалось почти как прежде. Еще больше беспорядка, скопление книг и черновиков на письменном столе и двух запасных, которые так и трещали от завалов бумаги. По полу невозможно было пройти, не запнувшись о какие-нибудь его труды. Во всем остальном в этой комнате мало что изменилось. Окна по-прежнему не занавешены шторами, за книжными полками не видно стен. В углу затаилась тахта, с которой убрали все, кроме матраса. В ее памяти комната оставалась неприбранной, с клубком одеял – такой она покидала ее, уходя.

      Все это, такое родное, казалось пронизанным страшной тоской. Кабинет, что она вспоминала всегда с тайной радостью, стал теперь сиротливым, покинутым местом. Тут по-прежнему пахло его одеждой, книгами, кожаной папкой для документов и старым потертым ковром. Везде угадывалось его присутствие: в темных углах, в ярких отсветах на полу, на пыльных полках с рядами заваленных наискось книг, на рыжеватых потертостях рам и в пожелтевших бумагах, в потеках чернил.

      Она хватала ртом воздух, которым он совсем недавно дышал, и потихоньку немела от горя. Невыносимое по силе страдание, несравнимое с тем шоком, который она испытала, когда узнала о его болезни, о том, что дни его сочтены, охватило ее целиком. Она впала в оцепенение, раскачивалась взад-вперед и чувствовала, как деревенеют мышцы спины под черным траурным платьем.

      Чтобы хоть как-то отвлечься, она подошла к небольшому дубовому бюро, где он частенько работал. Его высокая фигура наклонялась над бюро весьма характерным образом, и он что-то царапал ручкой в неизменном блокноте. Как раз в таком положении он запечатлен на своем знаменитом портрете. Картина была написана еще до их встречи и настолько точно отражала суть момента, что позднее она купила для себя крохотную репродукцию.

      С левого края бюро, которое он во время работы любил придерживать рукой с неизменной сигарой меж пальцев, темнело пятно, след от пота на полироли. Она провела кончиками пальцев по столешнице и вспомнила тот драгоценный день, когда он на полчаса отвлекся от нее и, встав сюда, принялся записывать внезапно посетившую его мысль.

      Этот образ преследовал ее на всем пути к острову Пикай, куда она отчаянно стремилась, едва узнав о его тяжелой болезни. В надежде застать его живым. Родственники беспечно, а возможно, с неким расчетом слишком долго не сообщали ей об этом. Последнее, уже фатальное известие она получила в середине пути, дожидаясь парома на одном из промежуточных островов. Все долгое странствование по Архипелагу она утешалась лишь этой картиной, врезавшейся в память: его длинная худая спина, легкий наклон головы и пристальный взгляд, тихий шорох пера по бумаге и клубящийся дым табака вокруг волос.

      Между тем внизу собирались скорбящие, в ожидании приглашения в церковь.

      Чужестранка приехала позже всех остальных, измотанная четырьмя днями пути. Хаотичные сборы, нервозность в дороге. Давненько не приходилось ей перемещаться по Архипелагу. Бесконечные порты, длительные задержки по вине опоздавших пассажиров, выгрузки и погрузки багажа… Поначалу она была околдована островами: впечатляло разнообразие красок, ландшафтов, настроений. Вспомнилось, как ей довелось проплывать их в тот, прошлый, раз, много-много лет назад: Лиллен-кей, Иа, Джунно, Оллдус Преципитус… Правда, тогда эти берега показались ей не столь увлекательными – душу грело нетерпение скорой встречи на пути к Пикаю, спокойные мысли о доме по дороге обратно.