Матка. Татьяна Шуран

это такое теплое, светлое имя. Потому, что ты как второе солнце. Самая совершенная.

      Матка довольно усмехнулась, а потом внимательно взглянула на Тасманова.

      – Ты необычный человек, Причудник, – задумчиво проговорила она.

      Когда Тасманов проснулся, над куполом мастерской светило полуденное солнце; он выпутался из паутины и стряхнул с себя куски слюды – осколки со стуком посыпались на пол. Матки нигде не было. Не требовалось долгих раздумий, чтобы догадаться, что она, вероятно, отправилась на поиски еды, так что Тасманов сразу спустился на подземные этажи и не ошибся.

      Все помещения, в которых содержались пленники, изменились до неузнаваемости. Потолки покрывали поблескивающие слюдяные разводы, и повсюду, то группами, то по одному, располагались полупрозрачные коконы с застывшими в них человеческими фигурами.

      Пленники, подвешенные вниз головой к потолку, вели себя как-то странно: нечленораздельно мычали, словно у них отнялся язык, и не шевелились, как парализованные, однако время от времени по их телам пробегала судорога, как будто их что-то раздирало изнутри. Насколько Тасманов успел заметить, пока шел через подземелья, многие жертвы оставались в сознании; они провожали его осмысленными взглядами, полными страдания и непонятной мольбы, а их застывшие руки со скрюченными пальцами тянулись с потолков, словно молчаливо звали на помощь. Тасманов заметил, что у каждого на животе, в области солнечного сплетения или чуть ниже пупка, расплывалось темное пятно: сквозь слюду трудно было определить, но он догадался, что это рана, какое-то отверстие. Нередко попадались и трупы; лица их были так же страдальчески искажены, пальцы судорожно сжаты, но раны на теле располагались по-другому: несколько небольших отверстий в области жизненно важных органов – сердце, легкие, печень.

      В принципе, Тасманов видел увечья и похуже, но сейчас вид обработанных по какой-то неизвестной ему, но, как он догадывался, эффективной системе жертв произвел на него гнетущее впечатление. Тасманов понимал, насколько реальна для него теперь перспектива на себе испытать участь жертвы, но его тревожило другое. Он привык видеть в насилии деструкцию, что-то неестественное, всего лишь средство преодолеть границы привычного и прикоснуться к иному миру. Здесь же, в за одну ночь преображенном застенке, как в самом настоящем осином гнезде, на всем лежала печать деловитости, хозяйственности, расчета и какой-то совершенно чуждой человеку, непостижимой жизни.

      Задумавшись, Тасманов заметил Матку, только когда услышал над головой характерный шелест трущихся друг о друга каменных пластин. Сидя на стене, тварь скребла задними конечностями по крыльям, счищая с них слюду. Потом она потерла клешни друг о друга, потерла брюшко и неторопливо поползла на потолок.

      При виде ее ленивых и точных движений Тасманову вспомнилась прошедшая ночь, и он вновь ощутил непреодолимое вожделение. У нее было самое соблазнительное тело и самый неистовый нрав на свете, ни одна человеческая женщина не могла даже сравниться