1917. Российская империя. Падение. Эдвард Радзинский

Распутина стало нарицательным.

      Из дневника великой княгини Ксении: «25 января… Чем все это кончится? Ужас…»

      Из дневника генеральши Богданович: «18 февраля 1912 г. Более позорного времени не приходилось переживать. Управляет теперь Россией не царь, а проходимец Распутин… Распутин жаловался, что пресса на него нападает, что он готов уехать, но нужен тут «своим». Под «своими» он подразумевает царскую семью…»

      «22 февраля… Весь Петербург взбудоражен тем, что творит в Царском Селе этот Распутин. У царицы, увы, этот человек может все!!!»

      «Не делайте ему слишком больно…»

      Вновь избранный председателем Государственной Думы Родзянко верил, что запрос Гучкова поставил царя перед необходимостью решить вопрос о Распутине. И начал заранее готовиться к высочайшей аудиенции. Однако прежде ему пришлось побеседовать с вдовствующей императрицей. Прочитав газеты, она пришла в ужас – и позвала Родзянко…

      Его ввели в маленький кабинет Марии Федоровны, и она сразу спросила о запросе Гучкова. Родзянко описывает в своих воспоминаниях, как он объяснял, что запрос должен «успокоить умы… так как толки о Распутине зашли в обществе слишком далеко»… Но вдова Александра III уже поняла: Распутин – это опаснейший рычаг, при помощи которого можно опрокинуть великую империю… (Впоследствии Керенский сформулирует: «Без Распутина не было бы Ленина».)

      Родзянко долго рассказывал о беспутствах «Нашего Друга»… Она слушала молча и только в самом конце вдруг сказала: «Я слышала, вы намерены говорить об этом с Государем. Не делайте этого. Он слишком чист душой, чтобы поверить во зло».

      Она знала характер сына. Когда на Николая давили, он становился бесконечно упрям и вспоминал, что он самодержец – он, у которого уже не было возможности им быть. Ибо единственный, кто мог защитить его от безумных говорунов из Думы – Столыпин – был мертв…

      Прощаясь, вдовствующая императрица попросила «этого славного толстяка», так мало понимавшего ее сына: «Не делайте ему слишком больно…»

      13 февраля Мария Федоровна вызвала к себе премьера. «Разговор, который длился полтора часа, – записал Коковцов, – был целиком посвящен Распутину». После чего она отправилась к Ники и Аликс.

      Из дневника Николая: «15 февраля… К чаю приехала мама́ имели с ней разговор о Григории».

      Из дневника Ксении: «16 февраля… Мама́ так довольна, что все сказала… Аликс защищала Распутина, говоря, что это удивительный человек, и что мама́ следует с ним познакомиться… Мама́ только советовала его отпустить теперь, когда в Думе ждут ответа… Аликс объявила, что нельзя уступать… Тем не менее, они были очень благодарны мама́ за то, что она так откровенно говорила… И она даже поцеловала мама́ руку…»

      Вдовствующая императрица могла повторить то, что накануне сказала Коковцову: «Моя несчастная невестка неспособна осознать, что она навлекает гибель на себя и на династию. Она глубоко верит в святость этой сомнительной личности».

      Но