Куда уходит кумуткан. Евгений Рудашевский

дней. На ожоге вздулся мутный волдырь, но Максим гордился им, знал, что на его месте появится шрам, который в Солнечном называли «пацанской меткой». Такая была у каждого вождя.

      Сидя в «Бурхане» на тронной покрышке, Максим разглядывал свою метку, вспоминал тот день, когда прошёл посвящение, и слушал Аюну.

      – Ты с ума сошла! – воскликнул Саша, когда узнал, зачем Аюна объявила красную тревогу.

      – Помолчал бы, если трусишь! – возмутилась она.

      – Ничего я не трушу.

      – Вот и помолчи.

      Саша скривился, но больше ничего не сказал. Снял запотевшие очки и принялся тереть их платком.

      План Аюны, который она назвала «Смерть Саурону», в самом деле, грозил большими опасностями. Но Аюна знала, что Максим и Саша не откажутся от него. Возможность ослабить штаб мордорцев была слишком соблазнительной.

      Саурон жив

      – Ну что, согласны? – не унималась Аюна.

      – Подожди. – Максим потуже затянул шарф. В штабе было холодно, несмотря на то что они осенью замазали щели клеем, облепили фанеру новым слоем картона. – Расскажи ещё раз, что там с Сёмой.

      Аюна замерла и прислушалась:

      – Хвоста не было?

      – Чего? – не понял Саша.

      – Не чего, а кого. Кто-нибудь шёл за вами?

      – Нет.

      – Давай про Сёму! – Максим чувствовал, что замерзает. Надо было надеть свитер.

      Сёма. Вождь «Минас Моргула». Толстый, ходивший вперевалочку мальчишка. На самом деле его звали Сумбер, но весь двор называл его Сёмой. У него были тёмные, спелые щёки, над которыми чернели узкие бойницы глаз. Вздыбленная чёлка до половины прикрывала лоб, в остальном голова была бритой. Во рту у него всегда болтался кулак жевательной резинки.

      – Значит, Сёма, – начала Аюна. – Я вчера придумала, как его ослабить. А заодно ослабить весь «Минас Моргул». То есть я уже давно придумала, но раньше у меня не было ширэ́.

      – Чего? – перебил Саша.

      – Ширэ. Шаманский ящик. Мне папа подарил на Новый год.

      – Ты не говорила.

      – А ты не спрашивал.

      – Как я могу спрашивать о том, чего не знаю?

      – Да помолчите вы! – не выдержал Максим. – Аюн, говори нормально.

      – Как я могу говорить и молчать одновременно?

      – Началось. – Саша закатил глаза.

      – Ох, Людвиг, напросишься ты у меня. – Аюна нахмурилась. Она всегда называла Сашу по фамилии, если злилась на него.

      – Что ты предлагаешь? – Максим скрестил руки и дрожал. – Говори скорее, я тут мёрзну.

      – Одеваться надо теплее, – огрызнулась Аюна.

      – Аюн… – умоляюще протянул Максим.

      – Ладно.

      У Аюны было светлое, чуть вытянутое лицо. Щёки – по-бурятски налитые, красивые. Из-под меховой шапки с помпонами выбивались прядки густых чёрных волос.

      – Так вот, ширэ. У папы есть такой же, только у него большой. Он там держит шаманские костюмы, маски, бубны хэсэ́, конные трости мори́н хо́рьбо, хур и всё такое.