Красные, желтые, синие (сборник). Мария Мартиросова

национальностей. Мол, русские плечом к плечу сражались с латышами, украинцы с грузинами, а армяне с азербайджанцами. Она же не видит, как Джаваншир над ней смеётся и указательным пальцем у виска крутит.

      Но не идти в школу нельзя. Ни в коем случае. Иначе мама поймёт, что дело совсем плохо. По вечерам, когда родители думают, что я сплю, папа, накапывая маме валокордина, говорит, что в городе, в общем-то, ничего страшного не происходит. Так, небольшие волнения. Иначе он ни за что не отпустил бы меня в школу. Папа думает, что я не замечаю, как он каждое утро потихоньку идёт за мной, Гришей и Раисой Иосифовной до самой школы.

      7 декабря 1988 года мы с родителями узнали, что в Армении, в Спитаке и Ленинакане, произошло страшное землетрясение. По телевизору показывали развалины домов, застывшие машины скорой помощи, раненых на носилках, разбросанные по снегу листочки из яркой детской книжки, игрушки… Диктор что-то рассказывал о баллах по шкале Рихтера, о том, какие союзные республики и зарубежные страны направили гуманитарный груз в Армению. Длинные очереди в пункты сдачи крови. А мы с родителями молча смотрели на экран. На неподвижную детскую ручонку, высовывающуюся из-под бетонной плиты.

      Я не хочу идти сегодня в школу! Ужасно не хочу!

      – А, Руслан! Салам алейкум, поздравляю! – говорит на перемене Джаваншир. – Как это с чем?! Смотрел вчера новости? Мой брательник сказал, что мы этим эрмяни тоже гуманитарный груз должны послать. Составы со всяким мусором… Вот им от нас помощь!

      Ну и что, что я не высокий широкоплечий парень пятнадцати-шестнадцати лет. Я достаю до ненавистной рожи Джаваншира и луплю по ней изо всех сил:

      – Там же дети погибли! Ты же смотрел телевизор, видел кровь? Ты не человек, ты фашист! Гитлер!!!

      Я не чувствую боли. Просто кожа на моём лице, руках и плече как будто заледенела. Но я ни за что не запла́чу. Я разлепляю разбитые губы и кричу Джаванширу:

      – Помнишь того негритёнка в Доме ребёнка? Он тоже не азербайджанец. Иди, убей его! А ты стриженого мальчика помнишь? – кричу я Наргиз. – Его Армен звали, значит, он армянин. Он тоже пускай умрёт? Да?!

      Джаваншир отталкивает меня и выбегает из класса. Гриша прикладывает к моему лицу что-то холодное. На шее и щеках у Наргиз загорелись неровные красные пятна. А Руслан без конца трёт о брюки правую ладонь.

      Девятого декабря папин день рождения. Каждый год к этому дню из своих командировок возвращается в отпуск дядя Алик. Из Мурманска приезжает дядя Витя, приходит дядя Сейфали. На кухне будет печься пахлава, вариться плов (обычно папа ужасно не любит, когда мама подолгу стоит у плиты, ведь у мамы больное сердце). Дядя Алик притащит целую кучу заграничных сувениров, крепко обнимется со всеми друзьями, расцелует меня, маму. За столом снова будут вспоминать детство, старый двор, футбол, школу. Дядя Вова незаметно будет щёлкать фотоаппаратом, бормоча под нос привычное: «Фото на память».

      В этом году у нас было совсем не весело. Вернее, дядя Алик, как всегда, улыбался, шутил, дядя Вова фотографировал.