Заоблачная. Я, ведьма. Сказка для больших девочек. Ульяна Гринь

болью. Да что ж такое?! Я же в коме была, а не под машинную иглу попала!

      Индеец тут же положил прохладную ладонь на мой лоб, и это успокоило меня. Всё будет хорошо, так он сказал, и ему хотелось верить. Но вопросы остались, и я лишь молча глянула на него. Так глянула, видно, что он заторопился объяснить:

      – Ты провела три месяца в больнице, в коме, подключённая к аппарату, который дышал за тебя. Я вынул трубку, теперь немного поболит и перестанет.

      Три месяца? Три месяца жизни псу под хвост! Нет, Машку с её предложениями повеселиться и развеяться надо просто убить! От бессильной злости и от досады на всех и вся я захрипела, не в силах выговорить ни слова. Но парень снова накрыл ладонью мой пылающий жаром лоб. Странная у него была рука – тёплая, шершавая и вместе с тем словно окружённая прохладой. В общем, приятная. Он наклонился надо мной и продолжил:

      – Помнишь меня?

      Я кивнула.

      – Как меня зовут?

      Я неуверенно повела плечами. И правда, имя вертится на языке, а не поймаешь.

      – А тебя как зовут?

      – Лада, – выдавила я, – Яцкевич.

      – Отлично! – обрадовался он. – А я Агей, Акимов сын.

      Где-то над ухом каркнула ворона. Я вздрогнула от неожиданности. Агей, точно. Он был с нами в клубе… А вот куда он меня притащил? Я чуть повернула голову, пытаясь разглядеть окружающую меня действительность, и подумала, что на смену киселю пришёл бред.

      Я лежала на поляне, на чудесной изумрудной траве, какой её любят описывать в фэнтезийных книжках про ведьм и эльфов. Вокруг нас с Агеем были в беспорядке разбросаны крупные белые камни. Впрочем, беспорядок – дело вкуса, по мне так можно было и аккуратнее сложить, но, в принципе, булыжники с неровными краями образовывали довольно-таки правильный круг. В середине, совсем рядом, торчал знатный валун, типа тех, что любил обтёсывать Обеликс. На нём виднелись свежие красные разводы. А возле него стояла самая прекрасная женщина, которую я видела когда-либо в жизни.

      Больше всего она была похожа на цыганку. Но со славянскими чертами лица. Цыганскую одежду – пышные юбки до земли, небрежное декольте белой рубашки, открывающее пышную высокую грудь, бесчисленные монисто, бусы и браслеты – дополняли чёрные, как смоль, вьющиеся волосы и большие круглые глаза. Голова, обвязанная красной банданой, покачивалась из стороны в сторону в такт неслышной молитве, которую шептали полные алые губы. Заметив мой взгляд, женщина неодобрительно нахмурилась и спросила глубоким грудным голосом:

      – Ну, а меня ты узнаёшь?

      Я мотнула головой, хотя женщина вызвала у меня лёгкое ощущение дежа-вю. Где-то я её видела, очень давно, возможно, в раннем детстве, о котором у меня не было никаких воспоминаний.

      Женщина тяжело вздохнула, бормоча:

      – Говорила я ей, чаще привози ребёнка, иначе никогда меня не узнает… Нет! Не хочу отрывать её от реальной жизни! – передразнила она кого-то и отвернулась. А когда снова показалась мне –