Соперница интриганки. Кайя Асмодей

раз глубоко вздохнула и побрела к остановке.

      Встреченные прохожие, особенно мужчины, оборачивались мне вслед.

      В клатче завибрировал телефон, я выхватила его, надеясь, что это звонит Денис сказать, что передумал и едет ко мне. Но это был Никита. Он без предисловий объявил:

      – Хочу тебя нарисовать. Когда я нахожу необычный типаж, у меня прям ломка начинается. Выручишь?

      Каким же он был забавным! Я предложила ему забрать меня с остановки. И через десять минут он приехал. И я в который раз подумала: что же не так? Почему все прочие парни готовы мчаться ко мне со всех ног, а Денис, которому я предложила на эту ночь себя, выбирает кино с рыжей деревенской клухой!

      На заднем сиденье лежали мольберт, холсты и чемоданчик с красками.

      – И где же ты будешь меня рисовать? – уточнила я, садясь в машину.

      Парень восхищенно оглядел меня и выдохнул:

      – Ты неотразима! А где ты была?

      – Не важно. Теперь я здесь.

      Он улыбнулся. Сегодня на нем был вязаный голубой кардиган, прямо на голое тело, потертые рваные серые джинсы и голубые кеды на босу ногу. Что и говорить, одевался он довольно экстравагантно. Со вкусом и при этом с какой-то маниакальной простотой.

      Он привез меня к сталинскому дому с колоннами, расположенному в начале улицы Куйбышева, открыл передо мной дверь машины, вытащил мольберт, холсты и чемодан с красками, затем повел меня в парадную. Ему открыл по домофону какой-то Вадик. Идея с «порисовать» мне стала нравиться все меньше. Находиться в квартире с двумя незнакомыми парнями – не слишком хорошая идея.

      Однако в квартиру мы не пошли. Никита привел меня на крышу, откуда открывался великолепный вид на Петропавловскую крепость и Троицкую площадь.

      – А как ты в темноте будешь рисовать? – спохватилась я.

      И тогда он подошел к краю крыши и принялся распутывать удлинитель, который, видимо, тянулся из квартиры того самого Вадика, открывшего нам дверь.

      – Да будет свет! – провозгласил Никита. И крыша озарилась сиянием сразу двух прожекторов.

      Парень установил холст на мольберт и раскрыл чемоданчик.

      – А что мне делать? – спросила я и призналась: – Меня никто никогда не рисовал.

      Никита попросил подождать минутку и куда-то ушел. А вернулся со старым плетеным креслом, куда и усадил меня. Он предложил мне принять любое удобное положение.

      Тогда я села в кресло боком и закинула ноги на подлокотник, а на другой – облокотилась спиной.

* * *

      Мы возвращались из кино по набережной Невы, обсуждая фильм и смеясь. От воды тянуло прохладой, а вообще вечер выдался теплый, как летом. Денис даже снял джемпер и повязал на пояс, оставшись в черной футболке.

      Еще никогда прежде мы не были ближе. Не в плане физически, а духовно. Я так ему и сказала:

      – Денис, можно, я признаюсь? Только обещай не смеяться!

      – Ну, признайся!

      Я остановилась, перевесилась через ограду набережной и, глядя на воду, где плавали огоньки фонарей, сказала:

      – Мне кажется, я встретила родственную душу.

      – Серьезно? – Он оперся на костыли. –