Солдаты Апшеронского полка: Матис. Перс. Математик. Анархисты (сборник). Александр Иличевский

перед ним.

      Больные стояли у мешков. Кто-то замычал, загоготал. Проблеск интереса мелькнул в лицах. Сначала взлетела одна картошка, другая; скоро картошки посыпались градом. Больные широко отшагивали от мешков, швыряли недалеко, неточно. Дружно смеялись, если кому-то удавалось в кого-то попасть.

      Несколько человек выбрали мишенью Надю. Стали бросать проворней. Число метателей росло. Броски были несильными. Надя вступила в игру. Она поддавалась, намеренно вышагивала навстречу, неторопливо увертывалась. Больные смеялись от удовольствия.

      Казалось, что Надя вытанцовывает.

      Король догнал Вадю, со всего ходу толкнул в спину. Тот упал, быстро обернулся навзничь, то подбирая ноги, то выставляя одну, загораживаясь от ударов.

      – Ты что, сволочь, делаешь? – Королев ударил мыском по кому земли, куски брызнули в стороны, попали Ваде по ногам.

      В глазах Королева плыли слезы, щека пунцовела, во рту наливался вкус крови.

      Вадя затравленно смотрел то на него, то в поле.

      Королев не знал, куда деть злость, обиду, ему было боязно. Он боялся безобразности своей злости и не мог бить Вадю, понимая, что получил по заслугам… но вот эта затаенность гнева и его праведность – они волновали до трепета, он знал, что Вадя никогда не откроется перед ним словесно.

      Поняв, что Королев бить его не станет, Вадя сел. Ровное лицо его стало озабоченным:

      – Чего картошки разбазариваешь? Кто ж так садит? – сердито сказал Вадя.

      Королев обрадовался:

      – Да ты не понимаешь! Им польза – и земле польза. Им игра – нам труд. Мы потом возьмем тяпки и размежим на гряды! – Королев кричал на Вадю сквозь слезы, пиная комья земли, хлюпая носом.

      Вадя не стал отвечать, двинулся обратно к коллективу. Больные, повалив, вытряхнув несколько мешков, бросили баловаться картошками и потихоньку разбредались. Надя тоже куда-то шла.

      Королев постоял, потом побрел наугад по полю, но как ребенок бросился на землю, сел, заплакал.

      Холод – постепенно сковавший его, притянувший к себе пах, влившийся в него, давший почувствовать нутро земли, медлительность неживого, – наконец заставил подняться. Оглянувшись, он примерился, куда направился Вадя, и пошел искать его.

      CXVIII

      За рощей дорога сваливалась в овраг, проходя под высоковольтными мачтами. У обочины стоял столб, окозыренный табличкой: «Под ЛЭП не останавливаться. 600 киловольт. Под дождем не пересекать».

      Перед лощиной ЛЭП круто поворачивала, на изломе удерживаемая столпотворением ферм. Решетчатые мачты стояли, как великаны в юбках, раскрыв друг другу объятия, с длинными гирляндами изоляторов из бутылочного стекла.

      Каждую весну в овраг спускались рабочие и вырубали бурьян и кустарники, тянувшиеся к тяжко провисшим магистралям.

      Воздух гудел и дрожал, наполняя волосы шевелящейся тягой. Одежда пощелкивала при трении.

      В мокрую погоду всё искрилось и свиристело от напряжения, насыщавшего воздух.

      Вадя сидел на корточках в самой низкой точке оврага и пят�