Мир без конца. Кен Фоллетт

Лошади были оседланы и готовы к двухдневному путешествию обратно в замок Эрлкасл возле Ширинга. Сквайр, удерживая под уздцы своего гнедого Грифа, прощался с родителями.

      – Не знаю, почему лордом Вигли сделали Стивена, а мне так ничего и не дали, – говорил он. – Мы ровесники, он держится в седле, фехтует, бьется на турнирах ничуть не лучше меня.

      При каждой встрече сэр Джеральд с надеждой задавал ему одни и те же вопросы, и каждый раз Ральф невольно огорчал родителя. Было бы легче переносить свое положение, если бы отец не так явно жаждал его возвышения.

      Молодой Гриф был простой верховой лошадью – одиночному сквайру не полагался дорогой военный конь, – но Ральф любил гнедого, который всегда слушался хозяина на охоте. Гриф разнервничался из-за сутолоки у конюшни, ему не терпелось отправиться в путь. Фитцджеральд пробормотал ему в ухо:

      – Спокойно, дружок, скоро разомнешь ноги.

      Услышав знакомый голос, конь успокоился.

      – Будь начеку, не упусти случая угодить графу, – наставлял сэр Джеральд. – Тогда он вспомнит о тебе, когда представится возможность.

      Это все прекрасно, думал Ральф, но реальная возможность представится только в бою. Правда, за эту неделю вероятность войны стала чуть больше. Сквайр не присутствовал на встречах Ширинга с торговцами шерстью, но разузнал, что купцы согласились одолжить денег Эдуарду. Они очень хотели, чтобы король решительно пресек французские рейды у южных берегов. А Ральф очень хотел отличиться и постепенно восстановить фамильную честь, утраченную десять лет назад, – не столько ради отца, сколько во утоление собственной гордыни.

      Гриф бил землю копытом и мотал головой. Чтобы успокоить его, Фитцджеральд начал ходить с ним взад-вперед, а отец тащился следом. Мать стояла в стороне. Ее беспокоил сломанный нос сына.

      Вместе с отцом Ральф прошел мимо леди Филиппы. В удобной обтягивающей одежде для длительных поездок, подчеркивающей полную грудь и длинные ноги, она твердой рукой держала под уздцы резвого скакуна и говорила с мужем, лордом Уильямом. Сквайр всегда подыскивал предлог заговорить с ней, но часто без толку: он для нее просто один из свиты свекра, леди никогда не заговаривала с ним без надобности. Филиппа улыбнулась мужу и с притворным упреком легонько пихнула в грудь. В душе у Ральфа вскипела обида. Почему же не с ним она делит эти минуты нежности и близости? Ведь дело только в том, что у него, в отличие от Уильяма, нет сорока деревень. Всю жизнь он к чему-то стремится, когда же наконец чего-нибудь добьется? Сын прошел с отцом до конца двора и повернул назад.

      Из кухни вышел однорукий монах. Ральф застыл, увидев мучительно знакомое лицо, но не мог вспомнить. Секунду спустя узнал: Томас Лэнгли, рыцарь, десять лет назад схватившийся в лесу с двумя воинами. С тех пор сквайр, в отличие от Мерфина, не видел этого человека. Вместо дорогой рыцарской одежды на нем теперь была коричневая ряса, а на голове – тонзура. Лэнгли немного пополнел, но сохранил воинскую выправку. Когда Томас проходил мимо, Ральф небрежно сказал лорду Уильяму:

      – Вот он – тот таинственный монах.

      Уильям