В благородном семействе. Уильям Теккерей

всегда он был клубком сплошной наигранности. Когда его комнаты на третьем этаже были убраны в согласии с его причудами, они явили собой ошеломительное зрелище. Там стоял у него большой, в готическом стиле, сундук, куда он поместил свой гардероб (а именно – два бархатных жилета и четыре атласных, все разного цвета, две пары расшитых позументом штанов, две рубашки, полдюжины пристежных воротничков и три-четыре пары совсем сносившихся блюхеровских полусапожек). У него был набор, неполный, рыцарских доспехов; было несколько китайских кувшинов и венецианских бокалов; несколько лоскутов камки, чтобы завесить двери и окна; да еще вихлявый манекен в испанском плаще и шляпе, на котором болтались длинная толедская рапира и гитара с грязным голубым бантом.

      Вот и весь наличный запас нашего бедняка-артиста. Были у него кое-какие томики стихов – «Лалла Рук» и что построже из произведений Байрона: надо ему отдать справедливость, «Дон Жуана» он ненавидел, и женщина была в его глазах ангелом; или, увы, «анделом», как он говорил, потому что природа и семейные обстоятельства оказали свое печальное воздействие на произношение бедного Андреа.

      Впрочем, барышни Уэлсли Макарти были не слишком щепетильны относительно грамматики и, ввиду мертвого сезона, провозгласили мистера Фитча изысканным кавалером. Его огромная борода и баки внушили им самое лестное мнение о его таланте; и вскоре между ним и молодыми девицами установилась дружеская близость, так как мистер Фитч настоятельно пожелал сделать портреты всей семьи. Он изобразил миссис Ганн в ее румянах и лентах, какой описал ее Брэндон; мистера Ганна, который заявил, что его портрет окажется для молодого художника очень полезным, так как его знают в Маргете все и каждый; а затем и барышень Макарти (прелестная группа – мисс Белла обнимает мисс Линду, указующую перстом на фортепьяно).

      – Следующей, полагаю, вы напишете мою Карри? – спросил мистер Ганн, с одобрением приняв последнюю картину.

      – Ну что вы, сэр, – возразила мисс Линда. – Карри, с ее рыжими волосами?.. Да это ж будет ужас что такое!

      – Все равно как если б мистер Фитч сделал портрет с нашей Бекки, подхватила мисс Белла.

      – О Карри не может быть и речи, – сказала миссис Ганн. – У нее нет приличного платья, в котором можно показаться на глаза. Она и в церкви не была уже тринадцать воскресений по той же причине.

      – К стыду для вас же, сударыня, – сказал мистер Ганн, любивший свою дочь. – У Карри будет нарядное платье, самое наилучшее. – И, позвякивая двадцатью тремя шиллингами в кармане, мистер Ганн решил потратить их все целиком на платье для Карри. Но, увы, она так его и не дождалась: половину денег он в тот же вечер спустил в «Сумке Подмастерья».

      – Так эта… эта девица – ваша дочь? – удивился мистер Фитч: до сих пор он думал, что Карри живет в семье на положении бедной компаньонки.

      – Да, она моя дочь, и очень хорошая дочь, сэр, – ответил мистер Ганн. Я ее зову – Карри-вари-пари.