Изгнанная из рая. Даниэла Стил

освоилась с новой для себя профессией официантки. Выручало ее то, что в монастыре ей часто приходилось накрывать на стол сразу для двухсот сестер. Правда, с монахинь она не получала денег и не отсчитывала им сдачу, но и это далось ей на удивление легко, так что когда ближе к вечеру в кафе появились профессор Томас под руку с худенькой миссис Розенштейн, Габриэла уже чувствовала себя так, словно проработала здесь всю свою жизнь.

      Профессор и его спутница заказали яблочный струдель, пирожные, кофе и взбитые сливки с шоколадом. Расплачиваясь, они оставили Габриэле щедрые чаевые, изрядно смутив ее, а сами подошли к стойке, чтобы поговорить о чем-то с мистером Баумом.

      С тех пор профессор и миссис Розенштейн начали приходить в кафе каждый день, всегда в одно и то же время. Это превратилось в своего рода ритуал, однако Габриэла никогда больше не брала у них чаевые. Когда профессор попытался во второй раз вручить ей деньги, она сказала, что это совершенно ни к чему, что ей вполне достаточно того внимания, которое они к ней проявляют. Она ни за что не возьмет с них ничего сверх положенного.

      В понедельник, который был ее выходным днем, Габриэла ходила в прачечную самообслуживания. Возвращаясь, она встретилась у дверей пансиона с миссис Розенштейн, и та пригласила ее посидеть в гостиной. Как она потом сказала в разговоре с мадам Босличковой, Габриэла выглядела гораздо лучше, чем прежде. Когда вечером Габриэла спустилась в общую гостиную, профессор пришел к тем же выводам. Молодая девушка определенно выглядела не такой убитой горем, как несколько дней назад, да и на щеках ее появился нежный, едва заметный румянец.

      Вскоре, воспользовавшись тем, что за большим столом завязалась карточная партия, профессор отвел Габриэлу в сторонку, чтобы поговорить поподробнее.

      – Герр Баум сказал мне, что ты была монахиней, – промолвил он негромко (по праву старшего, профессор начал называть Габриэлу на «ты», предварительно испросив ее разрешения). – Он ничего не перепутал?

      Услышав эти слова, Габриэла слегка вздрогнула. Она не ожидала такой болтливости от мистера Баума. Впрочем, вряд ли профессор расспрашивает ее из любопытства. У него было доброе сердце, и он, вероятно, хотел знать, что за беда с ней стряслась. Но хотя Габриэла была благодарна ему за внимание, рассказать ему всю свою историю она пока не решалась.

      – Нет, сэр, не совсем, – ответила она и виновато потупилась, но тотчас снова подняла голову. – Я была новоначальной послушницей, новицианткой. Это не совсем одно и то же.

      – Да, – улыбнулся профессор, и Габриэла покраснела. Уж конечно, такой человек должен был разбираться в подобных вещах. – Уже головастик, но еще не лягушка.

      Габриэла не удержалась и фыркнула.

      – Не думаю, чтобы сестрам понравилось ваше сравнение, – заметила она.

      – Я не имел в виду ничего обидного, – поспешил извиниться профессор. – Когда я преподавал в Гарварде, среди моих студентов попадались священники, правда, в основном иезуиты. У меня осталось