Чайки за кормой. Сергей Шапурко

не смирившаяся с вроде бы плановой потерей пятисот долларов, написала письмо в надзорные органы.

      И все пошло прахом. У Якова Николаевича, разумеется. У его замов, также представляющих неунывающий народ, совсем даже наоборот – освобождалось кресло, и открывался путь наверх.

      Сидеть Брумбель не хотел ни при каких обстоятельствах. И тут как нельзя кстати пришелся выправленный загодя капитанский диплом.

      Друг помог устроиться в рейс в компании «Юнион».

      – Полетишь, Яша, в Японию. Там примешь небольшой танкер. Возить будите нефтепродукты. Полгода походишь, а там посмотрим. Может здесь уляжется, а может за границей суперинтендантом пристроим. Сейчас тебе главное из России выехать.

      Яков Николаевич, вполне осознавая серьезность положения, собрав чемоданчик и попрощавшись с женой, тут же поехал в Москву, поближе к Шереметьеву-2.

      Глава 8

      Аэропорт «Шереметьево-2» с самого момента своего рождения должен был стать главными воротами в социалистический рай. Но рай, как известно, так и не состоялся, а ворота остались. На граждан, впервые покидающих просторы социалистическо-капиталистической державы, он, безусловно, производил неизгладимое впечатление. Солидность архитектуры, налаженная работа многочисленных служб, внутреннее современное убранство заставляло бывших вторых секретарей, а ныне новоявленных бизнесменов запрокидывать головы и некультурно раскрывать рот.

      Самолеты, словно пчелы в улей, непрестанно слетались в аэропорт. С такой же регулярностью они и покидали его. В углу у пятой стойки одинокий мужчина сидел на чемодане. Это был Яков Николаевич Брумбель. До вылета в Париж оставалось еще 4 часа, но он настолько жаждал скорее расстаться с Родиной, что прибыл вопреки здравому смыслу намного раньше. Время до начала регистрации тянулось крайне медленно. И Яков Николаевич, чтобы развлечься, стал в сотый раз перебирать в памяти недавние эпизоды своей жизни, тщетно стараясь понять, где он допустил ошибку, которая и привела его карьеру к краху. Душевного спокойствия от этого занятия он не приобрел. Лицо, зеркало души, во всех подробностях отразило негативные внутренние процессы Брумбеля. Невесть откуда взявшаяся здесь старушенция, заметив тоскующего мужчину, подошла и, протянув тому домашний пирожок, спросила:

      – Из дома ушел, родимый?

      Яков Николаевич вернулся в социум, осмотрел подернутое морщинами лицо старухи и с грустью сказал:

      – Скоро уйду.

      Та погладила его по плечу и побрела дальше по своим старушечьим делам. Вновь погрузиться в невеселые воспоминания Брумбелю не дал молодой парень:

      – Уважаемый, здесь на Париж регистрация?

      – Здесь. Вот же написано.

      – О, точно! А вы тоже туда, во Францию?

      – Транзитом через нее.

      – Не в Японию ли?

      – В Японию.

      – На танкер «Оушен Хоп»?

      – Да, – слегка удивившись, ответил Брумбель. – Я – капитан этого судна. Кто вы по должности?

      – Матрос. Михаил Балалайкин.

      Мужчины