Славянский мир Начальной летописи. Н. П. Барсов

называет, кроме исчисленных выше, кривичей, которые «седять на верхь Волги и на верхь Двины и на верхь Днепра» и которых она как будто бы выводит от полочан и новгородских славян[106], и бужан («зане седоша по Бугу»), позднее получивших название волынян, или велынян. Тут же северяне представляются не более как разветвлением кривичей. Несколько дальше предание об обрах открывает другое древнейшее название бужан – дулебы (Лавр., с. 5). Наконец, последний перечень дополнен радимичами и вятичами[107], происходившими по летописному преданию, очень темному и загадочному, от ляхов и приведенными братьями Радимом и Вятком на Сож и Оку, улучами и тиверцами, жившими по Днестру до Понта и Дуная, и хорватами (Лавр., с. 5). Было замечено, что во всех этих перечнях как будто бы соблюдена некоторая последовательность, что первый из них пополняется вторым, который в свою очередь пополняется третьим. И это обстоятельство дало С. М. Соловьеву[108] повод предполагать, что летопись исчисляет племена по мере выселения их с берегов Дуная, по мере того как они появляются на Восточно-Европейской равнине, – как будто летописец имел в виду указать порядок и постепенность размещения восточных славян. «Если принимать известие летописца буквально, – говорит он, – то выйдет, что славянское народонаселение двигалось по западной стороне Днепра на север (поляне, древляне, дреговичи, полочане, новгородские славяне) и потом спускалось на юг, по восточной стороне реки (кривичи, северяне). Дулебы же или бужане, улучи, тиверцы, вятичи, радимичи и хорваты[109] должны в таком случае явиться позднее других, особо от них, не вследствие борьбы с влохами, а по каким-то иным причинам». Не вдаваясь в рассмотрение этого вопроса, по самой сущности своей относящегося к области славянских древностей, следует, однако, заметить, что сама летопись не дает никаких оснований приписывать составителю ее намерение показать порядок размещения славян на Восточно-Европейской равнине. Основывать же на ее известиях какие-либо выводы о том, как действительно произошло это размещение, тем труднее, что, даже допустив в них то значение, какое приписывает им г-н Соловьев, нельзя не видеть в них явных противоречий. Характер этих известий, последовательно дополняющих друг друга, ближе всего объясняется позднейшими переделками и вставками, которым, видимо, подверглась Повесть временных лет, или же, что еще вероятнее, безыскусственностью изложения, которая позволяла составителю летописи от рассказа стародавних преданий (о Киеве после первого перечня и обрах после второго) возвращаться каждый раз к исчислению племен, дополняя то, что было им пропущено раньше. Сверх того, самое предание о нашествии влохов на Дунай и о выселении оттуда славян, без сомнения, жившее в народной памяти и оттуда занесенное в Повесть временных лет, едва ли первоначально имело в народном понимании такое широкое значение, какое придал ему наш летописец. На Восточно-Европейской равнине славяне представляют такое же древнейшее исконное население, каким в других частях Европы

106

«…А Словяне свое (княжение) в Новгороде, а другое на Полоте иже Полочане. От них же Кривичи… таж Север от них» (Лавр., с. 5).

107

С. М. Соловьев (Указ. соч., т. I, с. 43) допускает, что появление известных голядей, родственных литве, в области Москвы-реки может стоять в связи с более поздним переселением на восток радимичей и вятичей.

108

Так, например, к числу племен, раньше других явившихся в Поднепровье, по первому известию, следовало бы отнести племя северо, или северян. Тогда как по второму северян надо считать разветвлением кривичей, которые в свою очередь произошли от полочан или новгородских славян, так что северяне должны появиться позднее не только полян и древлян, но и кривичей. Затем кривичей, живших по Верхней Волге, Двине и Днепру, на котором был город их Смоленск, Повесть называет разветвлением полочан. Между тем из дальнейших ее известий открывается, что, напротив, скорее, полочан следует признать разветвлением обширного племени кривичей, получившим свое местное, видовое название от реки Полоты или от города Полотска (как галичане от Галича, витебляне от Витебска): так, в рассказе о Рюрике первыми насельниками в Полотске показаны кривичи (Лавр., с. 9); в 882 году Олег подступает к Смоленску, между прочим, с кривичами, которые, очевидно, замещают здесь полочан; в XII же веке население Полоцкого княжения определительно называется кривичами и полоцкие князья – князьями кривскими (Лавр., с. 132; Ипат., с. 11, 91). Наконец, в третьем перечне опущены дреговичи и в первый раз упомянуты хорваты, из чего следовало бы заключить, что в эпоху, ближайшую к основанию Русского государства, первые уже исчезли, а вторые только что явились. Действительно, о дреговичах Начальная летопись не упоминает далее, в рассказе о событиях; но Константин Багрянородный упоминает их (другувиты) в числе племен, даннических Руси, а еще в XII веке их именем обозначалась область среднего и нижнего течений Припяти (Ипат., с. 7, 15) – явный знак, что они и тогда еще не утратили своей земельной особности или, по крайней мере, что на Руси и тогда сохранялось о ней свежее предание.

109

Что касается хорватов, то самое имя их и географическое положение заставляет видеть в них ветвь большого племени белых хорватов и считать их коренным древнейшим населением Прикарпатской области. Все эти обстоятельства сильно опровергают объяснение, предложенное С. М. Соловьевым.