Украденное счастье. Олег Рой

и чем помочь ей, облегчить ее страдания, физические и моральные. Наташе вскоре пришлось уволиться с работы, и она целыми днями лежала на старом диване, а он сидел рядом, вытирал с ее бледного лба крупные капли пота, осторожно сжимал в руке ее тонкие пальцы и постоянно спрашивал:

      – Тебе что-нибудь нужно? Может, еще чаю?

      Она отрицательно мотала головой:

      – Нет, много чаю нельзя, я и так сильно отекла…

      – Но ты чего-нибудь хочешь?

      – Только одного, – тихим голосом отвечала она. – Поскорее бы пришло разрешение на выезд. А то я просто не представляю, как поеду в таком состоянии…

      Но разрешение все не приходило, и кончилось дело тем, что везти ребенка «контрабандой» не пришлось. В тот день Анрэ, как всегда, выйдя с лекций, сразу же поспешил к телефону, чтобы позвонить Наташе, но никто ему не ответил. Он отправился на знакомую улицу и на лестнице столкнулся с Ольгой Петровной. Глаза женщины были опухшими и красными от слез, но лицо освещалось счастливой улыбкой.

      – Андрюша, такая радость… У Наташеньки преждевременно начались роды, но все завершилось благополучно, врач сказал, что можно не опасаться ни за ее здоровье, ни за здоровье малютки. Слава Господу и Пресвятой Богородице, теперь у меня две девочки…

      Новорожденную назвали Татьяной и окрестили в русской церкви. Анрэ это имя не нравилось, казалось каким-то грубоватым, но женщины в два голоса принялись доказывать, что никаких иных вариантов и быть не может, раз девочка родилась 25 января, в студенческий день. Он даже не пытался взять в толк, какая связь между именем и студентами, важно было другое – в сердце поселилась надежда, что теперь, когда у нее крошечный ребенок, Наташа вынуждена будет отложить отъезд. Или ее не впустят в Россию, снова начнут бесконечно проверять, от кого у нее дочь да что за тип этот Анрэ Орелли… Так или иначе ему это было только на руку.

      Маленький человечек, воцарившийся в квартирке на последнем этаже, вызывал в Анрэ смешанные чувства. С одной стороны, крохотный орущий комочек выглядел так умильно и будил в его душе такую нежность, которую он и сам бы не мог в себе представить… Но в то же время будто бы кто-то очень жестокий постоянно проникал в его сознание и повторял: «Не смей привязываться, не вздумай полюбить этого ребенка! Вдруг Наташа все-таки уедет – и что будет с тобой? Представь хоть на минуту, как ты будешь страдать от мысли, что больше никогда не увидишь свою дочь! Тебе мало в жизни трагедий, ты недостаточно переживал?»

      И Анрэ сдерживал себя, старался пореже подходить к «Танюшке», как называли ее женщины, никогда не брал ее на руки и всегда норовил выйти из комнаты, когда Наташа собиралась перепеленать или покормить дочку. Его подруга, в которой проснулась любящая и заботливая мать, не понимала его и очень обижалась. Однажды Анрэ случайно, сам того не желая, подслушал их разговор с Ольгой Петровной – Наташа жаловалась на его холодность и невнимание к девочке; в ответ на что мать уверяла ее, что она слишком многого хочет от мужчины,